Большое убийство
Шрифт:
— Боже мой, кто волнуется? Будь я проклят, Майк...
Я сидел с невозмутимым видом, держа кружку с пивом и любуясь в зеркале своим отображением. В моей голове смутно забрезжила какая-то мысль. И сколько я не думал, не мог понять, что же меня беспокоит.
Наконец, мысль приобрела ясность и мною овладело беспокойство. Я даже привстал на ноги.
Я не слышал, что говорил мне Пат, да и говорил он тихо, но неожиданно он громко что-то повторил и я взглянул на него. Его руки не лежали на месте, а нервно прыгали в унисон, рот же щерился острыми
— Майк, вы пытаетесь придумать достаточный повод, чтобы привлечь Гриндла к делу об убийстве. Хватит, мне это надоело! Мы давно работаем над тем, чтобы прижать этого парня с его боссом, и я не желаю, чтобы вы все испортили. Не прибавляйте мне забот, приятель. Я знаю, как вы привыкли действовать. Кто-нибудь всегда обращается к вам, если необходимо поговорить на языке оружия. В этом деле деньги Гриндла не замешаны, а если один из его ребят пытался подработать на стороне, то Луи тут ни причем.
Нам нужно законное основание, чтобы судить этих людей, а не притягивать за уши убийство со стороны. Поэтому советую пока держаться подальше от этого дела.
Я долго молчал, и потом заметил:
— Я и не думаю о поводе, приятель.
Рука Пата нервно дернулась.
— Плевать мне на то, что вы думали. Понимаете, что я вам сказал? — он одним глотком допил пиво и протянул кружку бармену, приказал повторить. Я молчал, а Пат стучал пальцами по стойке. Так мы просидели минут пять, затем он вновь осушил кружку и отпихнул ее от себя.
— Черт подери... — пробормотал он.
— Не волнуйся, приятель.
Затем он повторил свои нравоучения, посоветовал мне особенно не рисковать и слез с табурета. Подождав, когда он выйдет за дверь, я рассмеялся. Да, трудно быть полицейским, да еще в таком городе. А может это у него от возраста. Шесть лет назад его вообще ничего не волновало: ни убийства, ни обнаженные красотки с маргаритками в волосах.
Подошел бармен и осведомился, не хочу ли я еще пива. Я отказался и попросил его разменять четвертак. Взяв монеты, я двинулся в сторону телефонной будки. В справочнике было указано, что Маленький театр расположен в конце Гринвич Виллидж и малышка с тоненьким голоском заявила мне по телефону, что мисс Ли репетирует, и если я ее друг, то могу придти сюда и подождать.
Маленький театр был расположен в старом доме, отделанном с лицевой стороны плиткой, что являлось напрасной маскировкой его ветхости. День выдался жарким и нагретый воздух в помещении был еще жарче, чем на ленивой днем улице. Было душно и резко пахло парфюмерией. Меня впустила вертлявая девочка. Она тщательно заперла за мной дверь, возможно, опасаясь шпионов, и махнула мне пальчиком в том направлении, куда мне надо было идти.
Внезапно открылись вращающиеся двери и в коридор вышли покурить пара девушек в римских тогах. Они остановились в свете единственной лампочки, слишком слабой, чтобы освещать весь коридор, и закурили, не заметив в полумраке моего присутствия.
Я видел, что им не жарко, и не мог понять почему. Но тут одна из них расстегнула
— Эллен, у нас посетитель.
Наконец, Эллен заметила меня, улыбнулась и поздоровалась.
— Очень приятно, — но она не удосужилась запахнуть тогу. Потом я прошел через вращающиеся двери.
Пара вентиляторов внутри помещения перегоняла душный воздух, создавая обманчивое впечатление прохлады. Я расстегнул рубашку, освободил узел галстука и чуть прикрыл глаза, привыкая к полумраку. Зал был уставлен креслами с разбросанной на них одеждой. Передо мной располагалась сцена, на которой находились несколько человек в тогах. Они стояли, дожидаясь распоряжений от маленького взъерошенного типа в тенниске. Он что-то кричал им тонким фальцетом и размахивал руками, положив сценарий на пианино.
Найти Мату оказалось несложно. Она ярко выделялась на фоне какого-то светлого пятна в своей просторной тоге. Вероятно, она была самой красивой женщиной в зале, другие ей и в подметки не годились. Режиссер с взлохмаченной головой объявил десятиминутный перерыв. Вертлявая что-то крикнула Мате, но слов я не разобрал. Она взглянула в зал, но ничего не увидела, так как в лицо ей бил свет юпитеров. Мата спрыгнула со сцены и подбежала к нам. Обеими руками она схватила мои руки, не скрывая радости.
— Вы получили мой пакет, Майк?
— Да, я пришел лично вас поблагодарить.
— Ну, как мальчик?
— Чувствует себя хорошо. Только не задавайте мне вопрос о моем самочувствии. Прошлой ночью кто-то пытался разбить мне голову.
— Майк!
— Ничего страшного. У меня крепкая голова.
Мата приподнялась на цыпочки и осторожно ощупала огромную шишку на моей голове, сморщив носик.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Нет. Если бы я знал, то он примерял бы на себя гроб по размеру.
Мата взяла меня под руку и отвела в сторону.
— Давайте посидим немножко. Я так о вас беспокоюсь.
— К чему это?
Она опустила блестящие глазки.
— Наверное я буду дурочкой, если скажу вам почему, — промолвила она.
— Сказать?
— Если пришло мгновение поцеловать ее, то откладывать было нельзя, но на ней было наложено столько грима, да и свидетелей было слишком много.
— Это вы скажете мне вечерком, — я улыбнулся и она ответила такой многозначительной улыбкой, что у меня мурашки побежали.
Мы закурили. Откинувшись на спинку кресла, я внимательно посмотрел на нее и произнес:
— У нас добавилось еще одно убийство, моя кошечка.
Мата не донесла сигарету до рта и повернулась ко мне.
— Еще одно? Нет, не надо!
— Парень по имени Мэл Хукер. Ближайший друг Декера. Вы знаете, Мата, я думаю, что в этих убийствах кроется крупное дело.
— Цепная реакция, — прошептала она.
— Своего рода... И для ее начала оказалось достаточно совсем немного: триста долларов и ожерелье, всего-навсего.