Большое зло и мелкие пакости
Шрифт:
Потапов вышел на кухню, когда кризис почти миновал, лишь слабые его отголоски продолжали сотрясать отдельных пострадавших.
— Ты чего? — спросил он хриплым со сна голосом.
Маруся смотрела в окно, и вид у нее был, как у Робинзона Крузо, провожающего взглядом корабль — последнюю надежду.
Потапов подумал и налил себе воды в кружку.
— Ты чего? — повторил он, отхлебнув из кружки. — Живот болит?
Железобетонная
— При чем тут живот?
— А чего ты тогда сидишь? — ответил вопросом на вопрос проницательный Потапов. — Три часа ночи!
Выглядел он забавно: мятые боксерские трусы, только привезенные из Лондона — почему-то лондонские трусы Потапов решительно предпочитал всем остальным, — песочные волосы, торчащие в разные стороны, на заросшей щеке вмятина от подушки.
Мужчина мечты, оценила про себя Маруся. Практически Том Круз.
Потапов одним глотком допил воду и со стуком сунул кружку обратно на полку, даже не ополоснув ее — привычка, которую Маруся терпеть не могла, — подошел, обеими руками обнял ее и прижал к себе.
Под ее щекой оказалась грудь, теплая и твердая, чуть-чуть заросшая жесткими волосами. Маруся как-то сразу размякла, уткнувшись в его грудь, и ей стало очень жалко себя.
Потапов запустил руку ей в волосы на затылке и слегка, как щенка, почесал ее.
— Что ты страдаешь? — спросил он и еще почесал. — Спала бы лучше!
— Уволит он меня, — с тоской проговорила Маруся, чувствуя, как стремительно разбухает комок в горле, — он меня уволит, и все!
— Кто? — не понял Потапов.
— Артур!.. Кто, кто!.. Кто еще может меня уволить?
— И из-за этого ты ночью рыдаешь на кухне?!
— Потапов, — сказала Маруся и кулаком утерла глаза, — тебя когда-нибудь увольняли?
— Нет, — признался он, подумав.
— И меня — нет. И я не хочу, не хочу, чтобы уволили! Я отличный работник, я умница, я все помню, всех знаю, я не теряю бумаг, не выхожу из себя, не строю глазок начальству, не ношу на работе кожаную мини-юбку и колготки в сеточку.
— Кожаные колготки и мини-юбку в сеточку ты и дома не носишь, — пробормотал Потапов.
Марусе вовсе не хотелось улыбаться, ей хотелось плакать и жалеть себя, и чтобы он тоже ее жалел, но все-таки она улыбнулась.
— Ты просто толстокожее животное, — сказала она и вытерла слезы о его грудь, — один раз в жизни ты можешь мне посочувствовать?
— В три часа ночи — не могу, — отрезал Потапов. — Пошли спать, Мань. Что это ты вздумала убиваться? Ну уволит, ну и что? Какая, к бесу, разница!
— Как — какая разница?! — оторопела Маруся и, взяв его за лондонские трусы, сильно толкнула. Потапов сделал шаг назад и плюхнулся на стул. — Как — какая разница?! Куда я пойду?! Где я буду искать работу?! Алину просить?! А у меня, к твоему сведению, ребенок! Может, ты об этом не знаешь?! Как мы станем жить?!
— Со мной, — перебил Потапов мрачно, — вы с ребенком станете жить
— Потапов… — пролепетала Маруся. Слезы исчезли неизвестно куда. Она потрогала ладонями щеки — сухие.
— Что? — спросил он раздраженно, и она вдруг поняла, что он очень волнуется. Она прямо-таки видела, как он старательно и сосредоточенно пытается держать себя в руках. — Что — Потапов? Что ты впала в такое изумление? У тебя есть на примете лучшая партия? Ты ждешь предложения от князя Монако?
— Потапов, замолчи, — попросила Маруся жалобно, — просто я никогда… мне еще никто… я даже и не думала, что…
— Что? — снова перебил ее Потапов раздраженно. — Я не могу остаток жизни прожить в твоей хрущевке. Почему я должен уезжать, когда тебе вздумается меня выставить? Для того чтобы надеть другой пиджак, я почему-то должен с утра тащиться на дачу! Я, черт побери, живу без телефона, потому что твой я никому не могу оставить! Я не могу ребенка из школы забрать, потому что я никто. Твой любовник. А мне, между прочим, не двадцать два года, и я не полный кретин, который забавляется тем, что сам с собой играет в какую-то там свободу!
— Митя, что ты орешь?
— Я не ору! Я не знал, что ты такая дура!
— Я не дура!
— Но ты очень плохо соображаешь! — Он поднялся со стула, очень высокий и раздраженный мужчина в одних трусах. — Плохо и медленно. И меня бесит, что из-за какого-то ублюдка ты почему-то считаешь меня ублюдком тоже!..
— Я вовсе не считаю тебя… ублюдком тоже. Я просто не знала, что ты захочешь на мне жениться.
— Если ты будешь так себя вести, я моментально захочу с тобой развестись, — пообещал Потапов.
Как-то в одну секунду он устал. Иногда с ним такое бывало в конце длинных и бессмысленных совещаний. Он не знал, что делать предложение — такая трудная работа. Он даже вспотел немного, несмотря на то, что в Марусиной кухне было прохладно.
Он снова взял с полки кружку и налил воды прямо из-под крана.
— Ну что, — спросил он, попив воды, — на чем мы остановились?
— На том, что ты со мной разведешься, — как зачарованная повторила Маруся.
Потапов шумно выдохнул и утер ладонью губы.
— Сначала я собираюсь на тебе жениться, — буркнул он, — и, Мань, давай уже скажи, что ты счастлива, что ты ждала меня всю жизнь, и кинься в мои объятия, что ли!..
— Да! — сказала Маруся и поднялась с табуретки. — Да, Митя! Я счастлива, и я ждала тебя всю жизнь! Почему тебя так долго не было, Потапов?!
И она стукнула кулаком в его голую грудь.
Потапов поймал ее, прижал к себе и увидел, как со всех ног драпает серая крыса его трусости, изредка оглядываясь и скаля мелкие злые зубы.