Большой корабль
Шрифт:
– Я старший артиллерист, - точно ответил ему Поздеев.
– Явитесь к командиру третьей роты, каюта номер двадцать три по левому борту.
Сквозь тучу черного дыма снова выбросился бурый столб, и люди на палубе насторожились.
Но ударило не сильнее, чем раньше, - это все еще не был тротил. Поэтому командир достал новую папиросу, а комиссар зашагал дальше.
– Есть!
– сказал Демин, нечаянно приложив руку к фуражке. Уже спускаясь по трапу, вспомнил об этом и усмехнулся.
Гальванеру старший артиллерист - прямое и
6
Взрыва ждали весь день и всю ночь. Ночью было светло, но над фортом стояло темно-красное зарево, и на палубе было еще страшнее, чем днем.
Потом ждали весь следующий день. Дым становился все тоньше и наконец исчез, но всю вторую ночь командир и комиссар не спали.
Утром третьего дня пришло известие от группы охотников, пробравшихся на форт. Пожар закончился. Тротил, частью уже расплавившийся, был безопасен.
Тогда о нем забыли и снова зажили той удивительно мирной жизнью, которая бывает только на фронте в перерыве между двумя боевыми происшествиями.
Жизнь эта - неплохая, но, к сожалению, такие перерывы редко бывают продолжительными.
Ночью дозорный крейсер с моря увидел непонятное судно. Огонь был открыт с опозданием, и противнику удалось выпустить торпеду.
Стоявший, поблизости сторожевик принял нападавшего за подводную лодку и стал сниматься с якоря, чтобы ее таранить. Внезапно предполагаемая подлодка развила около сорока узлов и скрылась в облаке пены.
Только тогда на сторожевике поняли, что это торпедный катер, которого десятиузловым ходом не нажмешь, и что даже стрелять уже поздно. Только тогда заметили, что крейсер тонет.
Жизнь становилась непонятной и неудобной. Какой-то катер пустил ко дну большой крейсер. Крейсер необъяснимым образом затонул от одного торпедного попадания. Все это было совершенно неправдоподобно.
В кают-компании ели суп из двуглавой воблы (названной так по изобилию голов в котле) и недоумевали:
– Что же случилось с их переборками?
– Были открыты двери, - ответил Болотов.
– Мне Соболевский говорил. Они на эсминцах спасали команду.
– Открыты?
– удивился Поздеев.
– На боевом положении?
– Ночью было жарко. Команда пооткрывала их самовольно.
Наступило молчание.
– Вместо него могли стоять мы, - сказал наконец Лебри.
– Могли.
Старший помощник пожал плечами:
– Нас так просто не потопишь.
– Все равно погано.
– Много погибших?
– Не знаю, - ответил Болотов.
– А спасенные рвут на себе волосики, - усмехнулся Кривцов.
– Они только позавчера получили продотряд и даже не успели его поделить. Я сам видел у них на юте черт знает сколько мешков муки.
– Мука, сало и яйца.
– И монпансье.
– Обидно.
Человеческие жизни стоили, конечно, дешевле монпансье. Крейсер расценивался дешевле яиц. Болотов не выдержал - встал и вышел.
– Люблю, когда
– С чем тебя и поздравляю, - ответил Поздеев и передал ему тарелку.
На этом разговор в кают-компании прекратился. Глухо гудела вентиляция, и тупо звякали ложки. Командный состав корабля старательно насыщался.
По собственному опыту я знаю, что недостаточное питание сильно влияет на человеческую психологию, а потому к данному случаю отношусь снисходительнее Болотова. Но все же я никогда не стал бы доедать суп моего принципиального противника.
7
– Кривцова знаешь?
– спросил рулевой старшина Богун.
– Тот, что за третьего артиллериста, что ли? Тихий такой?
– отозвался Демин.
– Очень даже тихий, ничего не скажешь, - усмехнулся Богун.
– Ласковый и любезный. Все говорит: немножечко, по-хорошенькому, замочки, дальномерчик, прямо слушать приятно. А раньше иначе разговаривал. Я его на "Макарове" знал. Скомандует - так побежишь, а не побежишь - нахлынет на тебя, что тьма, - страх вспомнить.
– Мордобой?
– не отрываясь от книги, спросил Демин.
– Про это не скажу. Со мной не случалось. Другие говорят - бил, только незаметно. Зато службу знает и дальномерчики свои видит насквозь. Его, между прочим, осколками раз обсыпало, когда на дальномере стоял. Семь дырок в нем наделало, а он не ушел. Учись, сынок!
Демин не ответил. Если такой человек ходит тихим - значит, он враг. А за врагом надо смотреть и, если что...
– По плешке!
– донеслось из группы игравших в кость. Медная костяшка звонко шлепнулась на палубе, и Демии улыбнулся.
– Хорошая была игра, кость эта самая, - вздохнул Богун.
– Очень хорошая дозволенная и интересная. Мало теперь в нее играют, вот что.
– Теперь, старик, в другие игры играют.
– То-то и есть, что в другие. Ты посмотри на бак. Много ли у фитиля народу? А ведь команды-то далеко за тысячу... Знаю я, какие у них игры - с девчонками в саду под духовую музыку. Слишком вольно стало на берег ходить, я тебе скажу.
Демин кивнул головой. Насчет сада Богун был прав.
– А раньше ходили на бак разговаривать, и зато лучше друг друга знали. Вот пойдем мы в бой - что ты про меня знаешь? А должен все знать, потому буду я стоять на штурвале, и на меня всей команде надо надеяться.
– Ничего. Не подгадишь.
– И без тебя знаю, - рассердился Богун.
– Ты, щенок, пойми, что теперь братва не знакомится, а раньше знакомилась на этом самом баке. Знакомилась, про все новости говорила.
– Баковая газета? Та самая, которую шпилем печатали?
– А ты не смейся. Молод еще смеяться. Если даже шпилем печатали, так все равно всякие новости узнавали. А теперь настоящие газеты есть, и ничего не знают ребята, потому не интересуются читать. Только глупостями интересуются вот что!