Большой куш нищей герцогини

Донцова Дарья

– Почему вы не приехали к ней домой? – спросила я.

Федор замялся.

– Ну… э… Отец не хотел, чтобы члены семьи узнали о деньгах. Он полагал, что дети отберут у матери все.

– Вы получили от отца дорогое жилье, – сказал Володя.

– Да, – согласился Харитонов, – но я его об этом не просил. Понятия не имел, что Алексей Николаевич на мое имя хоромы приобрел. Если Анастасия Егоровна захочет, я отдам ей апартаменты.

– Федя вылитый Леша в молодые годы, – всхлипнула Петрова, – смотрю на него, и сердце переворачивается.

– Значит,

все, что у вас есть, – это пейзаж, – резюмировал Костин.

– Еще название деревни – Муркино, – подсказал Федор, – последние слова отца звучали так: «Поедешь в деревню Муркино…» И тут его отвлек телефон.

– Это снимок? – удивился Костин. – Я думал, что картина.

Федор закинул ногу за ногу.

– Да, он так сказал. Я сам удивился, когда увидел, решил, что передо мной акварель.

И тут ожил до сих пор молчавший Захар Рамкин, наш компьютерщик.

– Берется фотография, обрабатывается определенным образом, получается полотно в любом виде: акварель, масло. Можно изменить местность, что-то добавить, убрать. На снимке развалины храма, я могу из них воссоздать собор.

– От церкви остался только первый этаж, как вы поймете, что было выше? – изумился Федор.

Рамкин посмотрел на Костина.

– Можно?

– Давай, – разрешил Володя.

Захар пощелкал своим телефоном над снимком, потом велел:

– Смотрите на плазму.

Мы все перевели глаза на экран, который висел на стене. На нем появилось изображение пейзажа. Оно раздвинулось, развалины остались слева, справа появилась колонка с крохотными фотографиями.

– Мы видим нижнюю часть окон с декором, ищем верхнюю, – пояснил Захар.

В левой части замелькали картинки, потом несколько штук остановилось и «переехало» на наш снимок.

– Вуаля вам битте, – обрадовался Рамкин, – быстренько управился, имеем законченный первый этаж и начало второго. Ясно?

– Весьма наглядно, – похвалил Захара Федор.

– Это ерунда, – заявил Рамкин, – детская забава.

– Вы поможете нам найти деньги? – по-детски попросила Костина Анастасия. – Только я пока заплатить вам не могу.

– У меня хватит средств на ваш гонорар и расходы, – сказал Федор.

– Это непростое дело, – протянул Костин, – нет гарантии, что мы справимся.

– Мы гарантий и не просим, – сказал Федор. – Жадные мерзавцы отняли у Анастасии Егоровны, как они думают, весь капитал мужа. А дети беззастенчиво растаскивают крохи, оставшиеся у их матери.

Костин посмотрел на меня.

– Можно попробовать. Но мы ничего не обещаем.

– Попытка не пытка, – парировал Федор. – Сколько с меня в качестве аванса?

Когда наши клиенты ушли, Костин позволил себе оценить ситуацию:

– Странная история.

– Я воссоздал храм, – подал голос Рамкин, – любуйтесь.

– Красивый, – восхитилась я, – на свадебный торт похож.

– Церковь находится в селе Муркино, – начал читать Захар, –

построена в тысяча триста двадцать третьем году Емельяном Радовым с целью удержать своих крепостных от пьянства. Но архитектор Николай Панин, которого нанял Радов, сам любил выпить. И за пьянство был посажен в клетку. Барину пришлось отдать немалые деньги за его освобождение. Службы в церкви велись до тысяча девятьсот тридцать пятого года. Потом иконостас сожгли, уничтожили внутреннее убранство, сбросили колокола. Последующие сорок лет храм служил хранилищем сена. Потом случился пожар, сейчас от церкви остались руины.

– Строили, чтобы отучить народ от водки, однако архитектор угодил в острог за пристрастие к зеленому змию, – хмыкнул Володя, – забавно. Ну зачем жечь то, что не одно столетие мирно существовало?

– Обычная для советского времени история, – вздохнула я, – у моего папы был приятель, его сняли с должности, лишили звания полковника за то, что он участвовал в отпевании жены.

– Это тоже бред, – поморщился Костин. – Есть мысли насчет того, что рассказали клиенты? Раз мы подписали договор, начнем работу.

– Съезжу завтра в Муркино, – пообещала я. – Захар, это большое село?

– Нет, – тут же объяснил Рамкин, – двадцать пять домов. Но постоянно живут: Питирима Владимировна Молоканова, пенсионерка, ее адрес: улица Пионерская, дом два; Зотовы – Ангелина Михайловна с дочкой Валерией, у нее инвалидность по заболеванию ДЦП, на улице Октябрьская, десять; Фролова Лариса Олеговна, переулок Молодежный, четыре. Список ходок дамы на зону можно использовать вместо рулона туалетной бумаги. До недавнего времени она жила по принципу: украла – выпила – села – вышла – украла – выпила – села – вышла. Преступления, на мой не юридический взгляд, пустяковые. В последний раз она сперла в электричке банку сметаны у пассажирки.

– И ее за это отдали под суд? – изумилась я.

Захар развел руками.

– Пострадавшая написала заявление, преступница не отрицала своей вины. Уехала опять в барак, но скоро вернулась, вышла по амнистии. Последние четыре года ведет себя прилично. Больше ее пока не привлекали, но еще не вечер, все может случиться.

– Питирима, – повторила я, – имя как из сказки. Бабуля, которой немало лет, живет одна в селе? Сама таскает ведра, дрова колет, печь топит, за огородом ухаживает?

Захар оторвался от ноутбука.

– Я назвал тех, кто там прописан постоянно, однако старушка могла куда-то уехать. Правда, у нее родни нет. Но возможны разные варианты. Жильца пустила бесплатно за помощь и уход. Или дом кому-то сдает, на выручку сняла квартиру со всеми удобствами в новой Москве.

Глава 8

Войдя в холл, я услышала незнакомый мужской голос.

– Что решили насчет цвета?

– Сейчас хозяйка придет, она объяснит, – ответила Роза Леопольдовна.