Большой Кыш

Блинова Мила

— Это не чужбина. Это — холм Лошадиная Голова. Я слышал о тебе, Белая Жилетка. — Тука подозрительно покосился на удивительно грязную, неопределенного цвета одежку незваного гостя.

— Маскировка, — весело пояснил Дысь.

Кыши вежливо улыбнулись друг другу и, как того требовал обычай, полобунились.

— Слушай, не мешало бы посмотреть, как там другие кыши. — Тука вопросительно взглянул на Дыся.

— Верно! — согласился тот.

Они не успели сделать и шагу. Дверь снова распахнулась, и в хижинку ввалились еще два чумазых перепуганных кыша — большой и маленький. Большой, как слепой крот, заметался по домику. Наткнувшись

на теплый очаг, он прижался спиной к его стенке, согревая замерзший хвост. Маленький, упав на пол мордочкой вниз, так и остался лежать без движения.

Тука и Дысь спокойно ждали. Они понимали, как важно кышу прийти в себя перед церемонией знакомства, и деликатно предоставили пришедшим время, чтобы освоиться. Между тем хозяин дома исподтишка, с любопытством разглядывал новоприбывших. По Закону бело-розовые кыши, вытаивая из льда и снега, сразу выкатывались в грязи, чтобы стать незаметными для хищников. Эти двое замаскировались прекрасно: даже родные мамы не смогли бы распознать своих чад в этих грязных комочках. Кыш, тот, что побольше, казалось, опять впал в спячку. Он замер, прилипнув к очагу, и тихо посапывал от удовольствия. От него валил пар. В это время на полу ожил второй кыш — маленький. Балансируя на животе, он быстро завертел всеми лапами. В хижинке поднялся легкий ветерок. Картина была забавная, и у Туки весело защекотало в носу. Но нет, стоп! Стыдно поднимать на смех собратьев. Это еще хуже, чем совершать нелепые поступки самому. И кыш отвернулся, проглотив ухмылку.

Тут после энергичной «разминки» маленький незнакомец встал с пола и как лунатик, вытянув вперед лапки и не открывая глаз, пошел на тепло очага.

— Бибо, — сказал он жалобно, — ты уже обсох, теперь моя очередь.

Услыхав это, другой кыш, не сделав ни шагу, просто-напросто отвалился от теплой стенки и упал на пол, а маленький пристроился на его место.

Хозяин, не теряя времени, занялся приготовлением чая. Он наконец-то узнал эту парочку: это были его давние знакомые, можно сказать, друзья — Бибо и Сяпа. Церемония их знакомства с Дысем началась уже за столом, когда домик заполнил аромат напитка, приготовленного из душистых ивовых почек.

— Кто не знает, меня зовут Бибо, а малыша — Сяпа, — сказал крупный кыш. — Прошлым летом мы с Сяпой жили по-соседству, на разных берегах ручья. А немного ниже по течению жили братья-близнецы Хлюпа и Слюня. Знаете таких? Они с утра до ночи спорили и тузили друг друга из-за всякой ерунды. Держу пари — нет на свете более вредных и сердитых братьев! Именно поэтому другие кыши обходят их дом стороной. Кому охота водиться с лодырями, вечно спорящими, чья очередь мыть посуду? Из лени всегда вырастает грязь. Вот и Слюня с Хлюпой совершенно заросли грязью, стали такие чумазые, что их можно перепутать с навозными «орешками».

Тука хихикнул и вопросительно посмотрел на Сяпу, ожидая, что тот тоже поучаствует в разговоре, но Сяпа молчал, печально глядя перед собой. Он держал в лапах глиняную кружку, из ¦второй изредка прихлебывал горячий чай, и о чем-то размышлял. Бибо счел необходимым пояснить:

— Не волнуйтесь, Сяпа часто молчит. Когда молчит, он думает. Как раз сейчас ему есть о чем подумать, ведь зимой

он потерял свою любимую панаму. Красивая была панама, большая. Ась сплел. Увидишь панаму, держи пари: Сяпа. Три года носил! Каждую осень в ней в спячку впадал! А когда терял — обязательно находил. Но даже самому удачливому не может постоянно везти, а наш Сяпа — неудачник из неудачников. К Асю не ходи: или какая-нибудь ворона утеплила панамой свое гнездо, или сгнила панама во время зимовки прямо на Сяпиной макушке. Чему удивляться, вещь-то не вечная!

Все понимающе переглянулись, а Сяпа вздохнул.

К вечеру в хижинке объявились еще три холмича: Люля — маленький кыш-хитрован, неоднократный победитель состязаний на Поле Брани, и Слюня с Хлюпой — братья-близнецы, те самые, про которых рассказывал Бибо. Люля, врунишка и плут, умудрился во время спячки сохранить свои игральные шишки-камешки. Чуть отогревшись, он ловко обжулил в них всех кышей. О, этот жадина никогда не играл «на просто так», а всегда «на что-то», поэтому Сяпе просто повезло, что свою панаму он уже успел потерять. Дысь проиграл Люле свою грязную белую жилетку, Бибо — берет, в котором зимовал, а Тука — осколок слюды, перекочевавший из старого окошка в новое.

Скоротав таким образом время до вечера, отогревшись у очага и напившись чаю, вся компания стала укладываться спать. Кыши натаскали в хижинку сухой прошлогодней травы и листьев, взбили каждому по уютному гнезду-постельке и заночевали.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда друг в беде

Болтовня за чаем.

Страшное происшествие с Хнусем.

Будить кыша до срока — плохая примета!

Ох уж этот Бяка!

Пока с холма сходила вода, все кыши продолжали квартировать у Туки. По утрам, завтракая салатом из первоцветов, они обсуждали важные кышьи проблемы.

— Ну и кто мне скажет, почему во время спячки кышам снятся хорошие, сладкие сны, а после спячки гадкие и кислые? — хрустя крокусами, осведомился Тука. Чтобы сосредоточиться, он вытянул под столом задние лапы и тщательно почесал одну о другую. Этому Туку научила большая навозная муха.

Дысь, в отчищенной белой жилетке, отыгранной на рассвете у Люли, повел пушистыми усами, смачно отхлебнул брусничного чая и важно поддакнул:

— Именно так, уважаемые, именно так! Вот мне, например, приснился сегодня пренеприятный сон, в котором большой задастый синий заяц расселся на верхушке нашего Дуба и жрал с него сосновые шишки. Заяц был очень большой и очень синий, но странно не это. Странно то, откуда на Дубе взялись сосновые шишки?! Бр-р-р! Какая гадость! Приснится же такое!

Кыши пооткрывали рты от ужаса, и Сяпа, как самый пытливый из них, тихо, почти беззвучно, спросил:

— А ты, Белая Жилетка? Что в это время делал ты?

— Неуместный вопрос, разве у меня был выбор? — нахмурился тот. — Я подметал за ним шелуху, что же еще?

Кыши понимающе одобрительно закивали головами — чистота у них стояла на первом месте, — а потом налили себе еще по чашке чаю. Далее чаевничали молча. Ерзавший от нетерпения жадина Люля разок нахально заикнулся о возвращении Тукой долга — куска слюды из окошка, но прикусил язык под осуждающими взглядами друзей.