Большой пожар
Шрифт:
Да, чтобы не забыть: в помещениях правого крыла, которые у киностудии отобрали, разместилось городское управление культуры. Но служащие, как известно, народ дисциплинированный, к окончанию рабочего дня всех вымело, как метлой. Так что, кроме одиннадцати человек в киностудии, в правам крыле десятого этажа никого не было. Со мной их стало двенадцать, но это уже было потом.
О Бублике и себе я вам рассказала, о том, как спасся Валерий, — тоже; ещё, если вы помните, двух человек подняли наверх, на крышу.
Чтобы у вас не создалось впечатления, что я слишком пристрастна к Валерию и Сергею, — несколько слов в их защиту.
После рассказа Даши я думала, что Валерий просто бежал, бросив товарищей на произвол судьбы, но опрос свидетелей внёс в эту версию существенные коррективы. Оказалось, что Валерий долго и настойчиво уговаривал
Теперь о Сергее. Ещё в больнице, придя в себя, я написала заявление о разводе; Сергей, к его чести, передо мною не оправдывался, вину свою признал безоговорочно, однако просил учесть одно обстоятельство: Бублика он потерял в дыму, долго искал его и убежал в просмотровый зал только тогда, когда понял, что вот-вот потеряет сознание. Скажу сразу, что это объяснение нисколько меня не убедило, но речь о другом: оказавшись в просмотровом зале, Сергей от начала до конца вёл себя безупречно. На меня произвело впечатление, что он, отказался от шанса спастись — в пользу двух женщин, которых Вася и Лёша подняли на крышу. Сергей уговаривал их не бояться, помогал обвязывать верёвкой. В обстановке, когда в зал уже врывался огонь, этот поступок снимает с Сергея половину грехов.
Ну а дальше как в случае с «Несмеяной», когда счёт шёл на секунды: Чепурин прорвался через зону огня и чрезвычайно высокой температуры, созданной горением фильмотеки, и с двумя ствольщиками проник в просмотровый зал. Из семи оставшихся здесь мужчин шестерых удалось сласти: седьмой, лаборант, погиб из-за того, что не догадался вовремя сбросить халат, пропитанный химикалиями, а когда халат загорелся, было поздно… Остальные шестеро после длительного и удачного лечения в Ожоговом центре нынче живы-здоровы и — фанатики все-таки! — продолжают отдаваться любимому делу. А почему бы и нет? Ведь остались на боевой работе, несмотря на ожоги лёгких и сетчатки глаз, и Чепурин, и Кожухов, и Вася, и очень многие другие.
Вновь прочитала я все, что написала, и поразилась одному обстоятельству: ведь от начала пожара до спасения шестерых из киностудии прошёл какой-то час! Сколько труда и мужества, сколько трагедий вместилось в эти три с половиной тысячи секунд, из которых иные стоили неизмеримо дорого
— быстротечные секунды нашего бытия.
Даже в голове не укладывается: в те минуты, когда я стояла у окна с Бубликом на руках, погибли Вета Юрочкина и Зубов, отчаянно боролись за жизнь в «Несмеяне», Суходольский спасал шахматистов, Говорухин — музыкальный ансамбль… А сколько всего было до этого и после!
В эти минуты была задумана и завершающая операция: штурм высотной части Дворца.
Но сначала о событиях в шахматном клубе.
ШАХМАТНЫЙ КЛУБ. (Рассказывает Нестеров-младший)
Ольга на глазах становится крупнейшим знатоком пожарного дела! Сам Кожухов, прочитав расшифрованные и перепечатанные стенограммы, заявил, что отныне будет привлекать её на разборы в качестве эксперта; Правда, полковник тут же уточнил: «эксперта по вопросам художественной литературы», но все равно это был комплимент, от которого Ольга ещё больше задрала свой короткий нос. А Дед — тот вообще пылинки с неё сдувает, готовит завтраки, освободил от магазинов и дубиной загоняет на опросы необходимых его Леле свидетелей. Сегодня с утра он занялся пельменями: в гости приходит не кто-нибудь, а старый друг-однополчанин Сергей Антоныч Попрядухин, или просто дядя Сергей (я до сих пор так его называю — он знает меня с колыбели).
Убегая на работу, Ольга дала мне ЦУ — вместо предисловия к рассказу дяди Сергея покритиковать Гулина, «сам Кожухов потребовал ему всыпать, считай, что приказ!».
Всыпать Гулину мне не очень-то хотелось, приятель все-таки, а приятельские отношения в нашей жизни бывают куда важнее деловых. В данном случае, однако, всыпать нужно — в интересах дела.
Когда Гулин, наш первый РТП, прибыл к Дворцу, он с помощью милиционеров тут же разогнал зевак. Наверное, многие на его месте
И только тогда, когда мы эвакуировали литераторов, кто-то из них вспомнил, что за час до пожара в шахматном клубе начался полуфинальный турнир на первенство области!
— Лично я доволен, что узнал об этом не сразу, — честно признался Суходольский, — а те уж очень цифра гипнотизирующая, почти сорок человек… Ребята у меня отчаянные, рванули бы туда, не протушив как следует коридора, а хорошо получилось бы или плохо — большой вопрос.
К счастью, если можно употребить здесь это слово, получилось почти что хорошо, но не только потому, что Суходольский действовал по всем правилам, но и потому, что среди шахматистов тоже нашёлся свой лидер. Ирония судьбы! Лидером стал человек, которого председатель шахматного клуба Капустин велел близко к клубу не подпускать и который оказался там по чистой случайности.
Дядя Сергей два года, начиная с Курской дуги и кончая Эльбой, провоевал с Дедом в одном батальоне, после войны они остались большими друзьями и, хотя пути их сильно разошлись, сохранили друг к другу братские чувства: все праздники 9 Мая проводят вместе, рыбачат, воспитывают Бублика и даже вместе реставрируют мебель (для Деда — заработок, для дяди Сергея — хобби).
Колоритнейшая фигура! Доктор технических наук, профессор и автор многих изобретений, другими словами, очень даже солидный человек, Попрядухин прославился в городе эксцентрическими выходками, которые бы вряд ли сошли с рук кому-либо другому. Жарким летом он ходит на работу в свой НИИ водного транспорта в шортах и безрукавке — это в его-то шестьдесят дет, а если ему делают замечавие, может достать из портфеля и нацепить на шею до невозможности мятый и засаленный галстук; однажды, когда в НИИ приехал заместитель министра, директор потребовал, чтобы Попрядухин надел свой лучший костюм — и профессор явился на службу в многократно стиранной и штопанной солдатской форме. Он играл во дворе в городки с мальчишками, гонял с ними голубей, лихо освистывал мазил на футболе — и в то же время почитался как непререкаемый научный авторитет, руководитель и консультант многих проектов.
Что же касается шахмат, то к ним Сергей Антоныч относился со свойственной ему оригинальностью. Играл он очень даже прилично, лучше, пожалуй, самого Капустина, однако никогда не принимал участия в турнирах, считая их пустой тратой времени и сил; шахматы он признавал как развлечение, играл только лёгкие партии и высмеивал тех, кто относился к сему развлечению слишком серьёзно. Капустин и другие наши корифеи, ставшие объектом насмешек, терпеть его не могли и никогда не приглашали на турниры даже в качестве зрителя, а после одной выходки на чествовании приехавшего в город с лекцией знаменитого гроссмейстера вообще исключили из членов шахматного клуба. Этот скандал стоит того, чтобы о нем рассказать. Поздравив гостя с блестящими, феерическими успехами в турнирах, Сергей Антоныч своим известным всему городу громовым голосом вдруг выразил глубочайшее сожаление по поводу того, что ради шахмат гроссмейстер забросил куда более нужную людям специальность инженера, и ласково, по-отечески, как учитель несмышлёнышу, посоветовал кончать с этим пустым занятием, ибо, как сказал Монтень: «…недостойно порядочного человека иметь редкие, выдающиеся над средним уровнем способности в таком ничтожном деле». Избалованный прессой и болельщиками гроссмейстер был совершенно шокирован и до того растерялся, что в последовавшем сеансе одновременной игры позорно проиграл половину партий и поклялся никогда не приезжать в город, где из него сделали мартышку.