Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером
Шрифт:
Мы договорились о Гроссфогелем, Максимовичем, связным партии Мишелем, о своем поведении в случае ареста, о сигналах по этому поводу, а главное, как пресечь наши связи с партией.
Немцы знали, что у нас есть связь через партию. Было два или три раза, что Райхман появлялся в шоколадном магазине, где назначались встречи. Он подозревал, что Жюльетт, которая там работала, связана с нами. На случай, если мы попадаемся, было условлено, что Гроссфогель утверждает — занимался только коммерческой деятельностью.
В этих материалах еще было сказано, что в случае необходимости побег нужно
Пошел второй раз. Что с ними было! Гиринг чего боялся. Он говорил:
— Вы можете нас продать, но мы здесь сильнее. Раскроете что-нибудь перед ней. То, что я могу передать материал, им в голову не могло прийти. Человек в наручниках, все время с ним сидят... у них могло быть только одно, что я сделаю скандал какой-то странный, привлечь внимание, что я арестован. Он сказал:
— Ну что, вы хотите погибнуть, такие, как вы, могут захотеть погибнуть героем. Но чтобы вы знали одно: он сдает всю нашу сеть, которая была арестована. Если окажется, что вы на это пойдете, все будут расстреляны.
Он видит, что я очень спокойно слушаю.
Если бы, что я полностью уверен, что идет ли борьба за мир, что вокруг Гиммлера есть силы, которые хотят пойти на сепаратный мир. Хорошо, я говорю, за это можно бороться. Это ваш путь. Потом мы, возможно, говорят, чего-то добьемся, может, кто-то тайно приедет для переговоров.
Пошли второй раз. Сунул ей в руку коробочку, где были шифровки. Рулончик в два пальца. Вышел, довольны все. А все это шло без шифровки к Пориолю. Знал, что это для Жака Дюкло. Когда все было получено, теперь надо ждать, говорю. Но получилось что. В пятницу они послали кого-то в кондитерскую, посмотреть, есть ли там связная. Ее нет. Обратились к директору. Отвечает, она получила телеграмму, где-то недалеко от Марселя или Лиона больна ее родственница, она умирает. Жюльетт получила на две недели отпуск.
Проходят две недели, они страшно волнуются, проходит три недели, четыре недели, и начинается. Приходит первая телеграмма с приветом, как условились к празднику Красной Армии. Это означало, что получили и все в порядке. Следующие телеграммы сообщали, что игра продолжается. Значит, все получено. Пишут — мне повысили жалованье, представили меня, Кента к орденам, все, что нужно было, сделали. Это было адресовано на точку Кента. Надо было исключить партийную связь. Однажды они были очень близки к Жаку Дюкло. Привели женщину и мужчину, которые когда-то работали у вас, учились в Ленинской школе, уехали в Германию. Там немцы накрыли их, начали работать против нас. Тогда удалось опасность устранить.
Гиринг начал раздумывать — как так, поздравление во время войны. Было ли это раньше. Но это не вызывало особых тревог. Им было только одно неясно: почему не вернулась обратно на работу Жюльет. Я им говорю:
— Знаете что, отправьте через Кента телеграмму,
Меня привезли, со всех сторон глядят на меня. Один сказал Люр де лир. Игра слов: медведь Советского Союза.
Отправили в военную тюрьму под Парижем. До первой встречи в 11 ночи у меня было много времени, чтобы все передумать. Скажу откровенно, были всякие мысли. Возможности побега не было, но покончить с собой было можно. Ну, к примеру, толкнуть резко дверцу в машине и вывалиться на ходу.
В 11 часов меня вызвали, приехало все начальство. Там все были. Большой стол, все сидят за ним. Гиринг представляет меня: Гран шеф. С меня сняли наручники. Этот разговор в ту ночь продолжался, вероятно, до трех часов, не меньше. С первой минуты я увидел, как это важно, что идет какая-то игра. Гиринг сказал:
— Вы думали, что будете сильнее нас, а оказалось, что и здесь, и в Москве проиграли.
Я ничего ему не отвечаю.
— Вот доказательства — могу показать копии шифровок, которые вы отправляли в Москву. Что арестован Кент, другие, не работает связь. Правильно?
Я говорю:
— Правильно.
— Но предлагали вам восстановить контакты?
— Предлагали.
— Но вы не пришли. Я получил одно указание, чтобы встретиться с Мишелем.
Дело-то в том, что если, предположим, были указания встретиться в пять часов вечера, но была договоренность встречаться на два дня и два часа раньше или позже. Это была наша договоренность. Когда он получил указание встретиться, он пошел на два дня позже, меня не было. Он знал, что-то происходит. Мы решили не встречаться по указаниям Центра.
Гиринг сказал, ну это неважно. Ваша игра кончилась. Задумайтесь, вы умрете дважды — здесь и в Москве, где вас будут считать предателем.
Тогда, улыбаясь, я ответил. Если вы хотите вести джентльменский разговор, попрошу не употреблять таких выражений. Я погибаю не два раза, но погибну за то, что считаю своим делом. Нельзя перечеркнуть то, что мы сделали. Это уже не игра.
Потом начался разговор о практике работы советской разведки. Что я этим дуракам говорил! У них глаза открылись. Жаль, что у нас никогда этого не было, о чем я им говорил. Вы же не знаете многих вещей, я вам дам несколько доказательств. Мы все знали о вас, когда вы приехали. Ваша фамилия — Карл Гиринг. Я знал еще вторую фамилию, но не знал, который из сидящих. А мой телефонный звонок к Николаи, зачем я звонил. Чтобы дать вам знать, чтобы вы перестали думать, что мы ничего не знаем.
После того дня было еще несколько встреч.
Начинается игра, которую раскрывает БШ (большой шеф). Главное, нужно сообщить в Центр обстановку.
Так как они были заинтересованы, они это направили, а игра уже шла вовсю. Нарастало доверие, Рейзер был второй, который не верил. Другой был Гейдрих, не тот, который работал в Праге, из зондеркоманды. Жюль Перро рассказывает о встрече с ним. Гейдрих был страшно насторожен, теперь он говорит:
— Я был единственный, который был уверен, что этот обкручивает нас вокруг пальца, но когда я попробовал сказать в Берлине, что там, — никто не хотел верить...