"Болваны"

Галкин Александр Борисович

Миша сел на краешек софы, ссутулился, судорожно сцепил руки. На протяжении всего рассказа Птицын с удивлением разглядывал эти сомкнутые иссиня-бледные пальцы, которые, следуя какому-то собственному внутреннему ритму, сжимались то сильней, то слабее, но так до конца и не разомкнулись.

Миша начал издалека: с Джозефа, черных очков и Ханыгина. Птицын поначалу согласился с Мишей, что Голицын все выдумал, но потом его заинтересовала одна любопытная деталь: черные очки Ханыгина. Немыслимо, что бы Ханыгин с Голицыным сепаратно договорились одновременно блеснуть черными очками на пару. Он развил Лунину целую теорию так называемых "парных случаев". Допустим, если тебя на улице

матом обложил прохожий пьяница, не огорчайся, жди продолжения: в конце дня к тебе приклеится бдительный милиционер и станет требовать документы, подтверждающие твою личность; если ты сломаешь ногу, то обязательно порежешь и палец; или если тебя ударит током из одной розетки, через час ты получишь второй удар - из другой; встретившись с одноклассником, которого ты не видел десять лет, ты пройдешь двести шагов и столкнешься с одноклассницей, не попадавшейся тебе на глаза двенадцать лет. Одним словом, теория "парных случаев" действует непременно в качестве момента истины, правда абсурдной истины, до смысла которой никак не докопаться.

Птицын, как всегда, выспрашивал у Лунина подробности, которые тот с трудом припоминал. История с аспиранткой Птицыну показалась совершенно фантастической.

Он позвонил Кукесу:

– Лёня! Привет! Ну как ты сдал? Четыре? Поздравляю... Ксюша помогла... Понятно! Всё равно... Чижику сдать трудно... Молодец! Слушай, а аспирантка у вас там принимала? Нет? Один Чижик! А-а... А Гарик как сдал? Как-как? Еще раз.... Не уловил... Да... Понятно... Вот в чем дело! Забавно... А Чижик? Рвал на себе волосы?.. И что Туркина?.. А где был Голицын? Ну, ясно... Спасибо. Увидимся. Тебе теперь легче, ты вольный казак, а нам еще предстоит... эта дрянь... Да... Ну а как со здоровьем? Нормально! В больнице какие-то таблетки давали? Успокоительные... И сейчас пьешь? Ясно, ясно... Ладно... Встретимся... Пока.

Птицын положил трубку.

– Интересная история!
– объяснил он Лунину.
– Аспирантки никакой не было. Этого следовало ожидать. Ну, ты слышал. Голицын получил "три". А перед ним сдавала Туркина. Она ответила на "пять". Ее зачетка лежала на столе рядом с зачеткой Джозефа. Чижик замешкался и не сразу поставил оценку. Просил ее подождать... Велел зайти попозже... Она, радостная, отправилась жрать в буфет, как сказал Кукес. Джозеф сел, ответил. Чижик берет зачетку, ставит ему "три", а Туркиной - "пять". Джозеф берет свою зачетку и уходит. Через пару минут приходит Туркина, раскрывает свою зачетку, а в ней - "тройка". В чем дело? Туркина в слезы. Чижик ничего не может понять. До него не сразу доходит, что он перепутал "зачетки". Туркина бросается догонять Джозефа. А того и след простыл. Туркина возвращается к Чижику, рыдает. Чижик чешет свой жирный подбородок и говорит: "Да... нехорошо... нехорошо вышло..." В ведомости он проставил все, как надо... А в зачетке исправить побоялся... дескать, переговорит в деканате... Вот тебе и аспирантка!

Лунин не прореагировал на дознание Птицына и продолжил рассказ. Птицына, наоборот, что-то сильно взволновало, он не лег на диван, а нервно стал ходить по комнате и сильнее мрачнел. Впрочем, слушал он гораздо внимательней. Опять он прервал Лунина - теперь уже на ювелирном магазине. До Лизы Чайкиной Миша никак не мог добраться: благодаря Птицыну, он вязнул в мелочах.

– Как ты сказал: селенит? Еще раз, что с ним происходит... с этим камнем? Как он говорил?

Миша повторил с некоторым раздражением.

– Где-то я уже это встречал? Но где?

Птицын подошел к шкафу и стал разглядывать корешки книг. Это продолжалось довольно долго.

– Дальше рассказывать?
–

спросил Миша.

– Подожди... Минутку!

Птицын встал на стул и с верхней полки вытащил пухлый серый том.

– Вот что нам надо... Если не ошибаюсь...

Он стал его листать.

– Вот! Нашел!
– он здорово обрадовался.
– Послушай (это Уайльд... "Портрет Дориана Грея"): "Селенит убывает и прибывает вместе с луной, а мелоций, изобличающий вора, теряет силу только от крови козленка". Что скажешь? Про кровь козленка он тебе не рассказывал?

Миша искренне удивился.

– Зачем ему все это надо?

– Зачем?!
– - Птицын невесело рассмеялся.
– Помнишь, как он пригласил нас на свой день рожденья? Прямо с улицы звонил Лянечке?

– Припоминаю.

– А когда, на следующий день, мы пришли с подарками, Лянечка в три часа дня застилала постель: убирала простыню, подушки...

– Помню!
– - кивнул Лунин.

– Так вот! Редкое наслаждение: ткнуть ближнего в дерьмо. Вот, мол, вы кто - дети, не знающие женщин, а я на этом пуд соли съел. Завидуйте, я - гражданин Советского Союза! В общем, он тебя облапошил, как младенца... Со мной он бы не решился на такие штучки!..

Резкий телефонный звонок оборвал его речь. Птицын перестал бегать по комнате, снял трубку.

8.

– Аллё?

– Здравствуйте. Арсения будьте добры...

Птицын мгновенно узнал голос Верстовской по меланхолически тягучим гласным (да и как бы он не узнал его!)

– Привет! (Птицын сделал большие глаза и прошептал Лунину: "Верстовская!") Не чаял тебя услышать... Что скажешь хорошего? (Птицын вернул Верстовской ее собственную телефонную формулу-клише - часто Птицын терялся, не зная, что на нее отвечать.)

Она ответила вопросом на вопрос:

– Как живешь?

– Как тебе сказать? Вот лежу на софе и смотрю в потолок... на крюк от люстры. Соображаю: выдержит он меня или нет? Вероятней всего, нет... слишком большая тяжесть. У нас люстра года три назад уже падала... сама по себе.. Пришлось менять и заделывать дырку асбестом. Но главное: мылить петлю! Это не по мне. Как-то не эстетично.

Птицын готов был поклясться, что Верстовская улыбнулась, одобрив его дуракавалянье.

– Зачем ты подослал ко мне Голицына?
– пошла она в наступление.

– Никто к тебе его не подсылал... Он встречался с тобой по собственной инициативе...

– Что вы ко мне все пристали?!
– по-бабьи взвыла она, как будто долго сдерживалась и вот-вот разрыдается.

Птицын здорово удивился:

– Все? Кто все?

– Все-все... И ты, и Виленкин, и Голицын.

– Голицын, насколько я знаю, хотел с тобой договориться об экзамене за Цилю Гершкович.

– От этого я сразу отказалась.

– И что было дальше?
– после паузы опять спросил Птицын.

– Дальше? Дальше он предложил выпить бутылку шампанского... Я не захотела...

– А что за шампанское, не помнишь? Полусладкое?

– Кажется, "Брют". Я его не люблю...

– Вот как! Ну и?..

– Ну и всё... Он спрятал шампанское в сумку.

– Вы сразу после этого расстались?

– Еще немного посидели...

– Ах, да... Тебе ведь нужно было время, чтобы затвердить, что я слишком робок и что женщины не любят робких, - Птицын не смог сдержать обиды.

– Кто это говорил? Я?!
– Верстовская возмутилась до глубины души.
– Это он говорил, а не я. И еще намекал, что он-то, в отличие от тебя, не робок, наоборот, очень смел. Мне с ним будет хорошо. Дал мне свой телефон... "Звони в любое время дня и ночи. Для тебя я всегда свободен!.."