Бом Булинат. Индийские дневники
Шрифт:
Обогнавший меня Кен опять угодил в кактус и, чудом избежав укуса верблюда, долго пытался заставить непослушное животное опустить его на землю.
Все разлеглись на одеялах около костра, где вовсю кипели приготовления к ужину. Тем временем израильтяне достали заначки печенья и принялись угощать всю компанию, я же извлек патронтаж с косяками, приготовленными накануне, и запустил несколько по кругу.
Отдохнув, я и Кашкет отправились в дюны смотреть на закат. Вернулись уже затемно. Ужин был готов – все получили по тарелке риса с овощами и по безлимитному количеству чапати. Затем, откуда не возьмись, перед нами возник индус с мешком льда, в котором лежали стеклянные
Израильтяне запустили ответную вереницу косяков, и мы долго лежали на спине, слушая песни погонщиков и глядя на загорающиеся звезды. Вокруг стояла тишина, только изредка фыркали верблюды, расположившиеся на ночлег в соседней ложбине между дюнами.
Погонщики предложили нам перебраться в дюны, подальше от куста и верблюдов, которые привлекали к себе множество насекомых. Потом они достали из мешка с верблюжим кормом литровую бутылку местного виски с красной надписью «Aristokrat» и предприняли неудачную попытку всучить ее нам. Вдруг с куста посыпалась тьма здоровенных жуков. Актер, включив фонарик, посветил в сторону куста, откуда в рассыпную бросилось целое племя тушканчиков, и Волосатик объявил, что хоть он и не хочет никого пугать, но на закате они видели в дюнах кобру, а где грызуны – там и змеи. Все единогласно решили переместиться подальше. Отошли метров на двадцать на вершину дюны, Белял и Бага постелили одеяла и выдали по одному впридачу. Причем Бага демонстративно распределял страны на песочной карте, командуя:
– Japan here, Israel here, Russia here!
Так и улеглись. И только сейчас я увидел небо, уже совсем темное и сплошь в звездах.
Да, скажу я вам, такого неба я не видел нигде, разве что высоко в горах, но там оно немного другое. Млечный Путь, словно окаменевший позвоночник мамонта, отчетливо нависал над нами. В нем можно было разглядеть пучки микроскопических звездочек, мутные пятна плоских и ярких скоплений. Все небо было в не виданных мною созвездиях, а те, что я знал, было не отыскать – ковш Большой Медведицы стоял на ручке, упираясь в линию горизонта, а Кассиопея болталась своим зигзагом где-то в центре.
Я запустил еще пару забитых снарядов в сторону Японии и Израиля, спустя полчаса от них последовали ответные выстрелы, и Кашкет задвинул научный рассказ, удивляя меня своими познаниями в области астрономии. Катя уже битый час слушала Dawid Bowie, как тут, совладав с техникой, у израильского лагеря прорезался звук – Miles Davis – All Blues. Мы лежали и молча смотрели в безумное небо под звуки джаза в пустыне Тар [104] .
104
Пустыня Тар (Thar) – наиболее засушливая часть Индо-Ганской равнины в Индии и Пакистане, площадью в 300 тыс. кв. км.
Почему бесплодная земля, сотни раскаленных километров и невыносимо голубое небо вызывают восторг, а не тоску и ощущение собственной никчемности…
Собственно, никакой экзотики или романтической прелести – только зной, жажда, шум в голове и нескончаемое зловоние газов от идущего впереди верблюда.
Почему пустыня? Очевидный ответ – ни я, ни Арсений прежде тут не бывали. Но вряд ли мы затеяли все это только из любопытства.
С самого начала у нас не было
Пустыня, с ее неизбежной тоской и упрямством песчаных бурь, дает больше, чем размеренная жизнь с философским словарем.
Когда, сидя на верблюде, с отекшими ногами, под злым солнцем, спрашиваешь себя – «зачем я тут», пустыня отвечает – «чтобы быть». И это донельзя простое, и, пожалуй, нелепое словосочетание, здесь в пустоте, наполняется огромным смыслом.
Марево от потрескавшейся земли, полукруг горизонта, сливающийся с небом. Гул в голове от тишины. Вода, которая превратилась в кипяток. Все вокруг уходит под мантию Майи. Под покрывалом иллюзий скрывается реальность.
Нельзя сказать, что Тар – красивая пустыня. Красивым может быть силуэт одиноких странников, утопающих в дюнах этой пустыни, но не сама она. Поэтому фраза «красивая пустыня» кажется несколько сомнительной.
В пустынях нет привычной красоты, в них есть что-то другое.
Судьба порой наносит удары, которые человек не в силах понять, и потому принять. Но в пустыне рок показывает себя таким, каков он есть – неумолимым и неподвластным. В этом есть что-то восхищающие и вечное. Тут, в пустыне, проще смириться с судьбой и ее прихотями.
Иов тоже жил в пустыне и после своих несчастий спрашивал Виллада и Софара – «За что мне это?». Иисус, блуждая по Синаю, спрашивал Отца своего – «Зачем Я тут?».
Ночью, когда все вокруг наконец остывает, пустыня открывает небо – мириады звезд и бесконечность – это подарок человеку за его смирение.
На рассвете, перекусив на скорую руку и выкурив утренний косяк, двинулись дальше. Воздух был прохладным, и ехать было одно удовольствие, на второй день и ноги затекали меньше. По дороге повстречали отару овец с колокольчиками на шеях, их мелодичный перезвон повлиял на Багу, и он затянул какую-то грустную песню.
Мы ехали по новым местам, но ландшафт ничуть не менялся.
Я снова ехал впереди, за мной погонщики. Кашкет, похваляясь полным взаимопониманием со своим Бальбу, все время перемещался в цепочке каравана. Часа четыре ехали без остановок, израильтяне начали ныть и торопить погонщиков, что, мол, неплохо бы уже и чаю попить. В принципе, они бы могли попить воды из своих бутылок, которая по температуре уже приближалась к чаю.
Раза три нам преграждал путь мотороллер с песи-мэном и неизменным мешком холодных напитков. Но все стойко держались и чуваку приходилось нарезать круги, чтобы опять преградить нам дорогу через несколько километров, но никто так и не сдался.
Солнце начало печь не на шутку, и я стал опасаться за собственное здоровье. Погонщики отстали и что-то делили вдали под деревом. Я заметил, что Кеке чего-то совсем сдал и меня постепенно обгоняют все верблюды, и только верный Кашкет нарезал круги вокруг, но спустя пять минут, когда Кеке стал вытягивать шею, а внутри у него что-то забулькало, Кашкет не выдержал и обогнал меня.
Погонщики