Бомаск
Шрифт:
Он не спеша поднимался к Верхним выселкам. В огородах стеной стояли сорняки, заглушая овощи; стволы плодовых деревьев были покрыты мхом и лишайником, перезрелые вишни гнили на веточках. Он хорошо знал: здесь, на этой лесной прогалине, сады умирали от нехватки рабочих рук, а рук этих не было потому, что крестьянский труд уже не мог прокормить человека; но сам-то Бомаск был из такой страны, где рабочим рукам не хватает земли и где приходится крепко стеречь огороды и сады, так много кругом голодных ртов, и оттого все это запустение было для него особенно неприятно. Навстречу ему попалась компания молодых парней,
– думал он.
– Ничего понять нельзя!.." Он вдруг страстно затосковал по родине.
Когда он проходил по Верхним выселкам, над его головой отворилось окно.
– Здравствуй, Красавчик!
Он поднял глаза и увидел Эрнестину с аккуратно уложенными кудряшками и в праздничном наряде - в белой шелковой блузке и красной безрукавке.
– Здравствуй, - ответил он.
– А у меня как раз кофе варится, - сказала Эрнестина.
– Может, зайдешь?
Он вошел в ворота, в которые каждое утро въезжал на грузовичке, собирая молоко. Эрнестина выбежала на крылечко встретить его. В кухне никого не было.
– Что, разве мужа дома нет?
– Нынче у него на фабрике дежурство.
Он сел на скамью. Совсем близко от него Эрнестина варила на плите кофе, по капельке подливая кипятку в кофейник. Как очаровательна молодая миловидная женщина, когда она деловито хозяйничает на кухне. Она снует туда-сюда, быстрыми уверенными движениями берет то одно, то другое из знакомой до мелочей утвари; платье ее колышется, шелестит, задевая за ножки столов и шкафы, особенно трогательно шуршат шерстяные платья. Мужчина сидит, смотрит и думает, что стоит ему слово сказать, и это ласковое существо, что хлопочет сейчас ради него, скользнет к нему в объятия, но он молчит, он длит сладость ожидания. Красавчик обычно был чувствителен к такого рода незатейливым утехам. Но сейчас его мысли были далеко.
– Так ты, значит, теперь с Пьереттой гуляешь?
– спросила Эрнестина.
– Что ты глупости говоришь!
– Я сама видела, как вы с горы спускались.
– Ну и что тут такого? Пьеретта Амабль - хороший товарищ.
Эрнестина подала на стол кофе и села на скамью рядом с гостем. Он молча выпил чашку, потом подошел к окну и, облокотившись на подоконник, стал смотреть на обвитые плющом развалины и миссионерский крест. Во дворе шел яростный петушиный бой. Два петуха, взлетая одновременно вверх, наносили друг другу бешеные удары и клювом и шпорами; в воздухе кружилось облако пыли и выщипанные перья; потом противники падали камнем на землю один против другого, подстерегали, хитрили, старались выклевать друг другу глаза. К окну подошла Эрнестина и облокотилась на подоконник рядом с Красавчиком. Вдруг один из петухов оставил поле боя, но удалялся он не спеша, степенным шагом, пытаясь сохранить достоинство.
– Удирает!
– сказал Красавчик.
– Ну и драчуны эти петухи, чисто мужчины!
– сказала Эрнестина.
Она не кормила как следует свою птицу. Жюстен был неважным хлеборобом, и в хозяйстве вечно не хватало зерна. Но Эрнестина не запирала свою живность, и куры ее бегали на воле, отыскивая себе пропитание в полях, на пастбище и даже в лесу. Неслись куры плохо, а петухи стали тощие, жилистые,
Перелетев через каменный крест, с кудахтаньем, с шумом на землю опустилась стайка молоденьких кур - видимо, их вспугнул какой-нибудь хищный зверек. У этих кур были какие-то странные крапинки на перьях.
– Смотри, настоящие фазаны!
– сказал Красавчик.
– А хорошенькие, правда?
– воскликнула Эрнестина.
В противоположность селекционерам, которые добиваются чистоты породы, Эрнестина радовалась, когда в выводке появлялись цыплята с новым оттенком оперения.
– Говорят, когда куры забредают в лес, их топчут фазаны.
Она стояла вплотную к нему, прижимаясь грудью к его плечу. Он отстранился.
– Больше не хочешь?
– спросила она.
Он пожал плечами.
– Так я и знала, что тебе все только забава.
– Я ведь тебе ничего не обещал, - сказал он.
– Не оправдывайся, - сказала она.
Он повернулся к ней и улыбнулся, чуть прищурив глаза, что придавало его взгляду выражение ласковой насмешки.
– Я не сержусь на тебя, - сказала она.
Отойдя от него, она села на прежнее место. Он сел напротив нее и положил обе ладони на стол. Она прикрыла его руки своими.
– А все-таки я тебя люблю. Очень люблю, - сказала она.
Приняв руки, она встала и выразительно взглянула на него. Он отвел глаза и, взяв лежащий под рукой нож, воткнул его в трещину стола. Эрнестина подошла к буфету.
– Выпьешь рюмочку?
– спросила она.
– Не откажусь.
Она налила ему стаканчик виноградной водки. Он закурил сигарету.
– А меня что ж не угостишь?
– спросила Эрнестина.
– Не люблю, когда женщины курят.
– А Пьеретта курит.
– Ну, это дело другое, - заявил он.
– Ты влюбился в нее, - сказала Эрнестина.
Он вскинул на нее глаза.
– Ты так думаешь?
– А ты, что ж, сам не знаешь?
– Не знаю, - ответил он.
– Скоро узнаешь, - прошептала Эрнестина.
Он поднялся.
– Ну прощай, - сказал он и, охватив ладонями ее лицо, крепко поцеловал в губы. Потом вышел и направился к дому Амаблей.
Вскоре собрались все: старуха Адель и Раймонда Миньо, толстый Жан и маленький Роже. Напились кофе со сдобными булками. Потом мужчины налили себе в теплые еще чашки виноградной водки - каждый сколько хотел. Говорили мало. Всем было как-то невесело.
В пять часов вечера Пьеретта стала собираться домой, Жан предложил довезти ее до Клюзо на своем мотоцикле.
– Поезжай, Пьеретта. Бомаск и без тебя найдет дорогу в горах, - сказала старуха Адель.
– Ноги у него длинные, - подхватила Раймонда, - один он скорее дойдет, не надо будет тебя поджидать.
– Ну конечно, - сказал племяннице старик Амабль.
– Поезжай лучше на мотоцикле, все маленько подольше здесь посидишь, с сыном побудешь.
Пьеретта положила руку на плечо Красавчику.