Бомба для Аль-Каиды
Шрифт:
– Мамочка, что ты такое говоришь? Он свою работу любит! Он журналист и должен писать.
– Пусть пишет, только зачем все время про войну? Разве других тем мало? Пусть о моде пишет, или о футболе. Ты его уговори. Не сразу, а потихоньку. Я лежу и думаю, про Украину такие страсти пишут, а его именно туда понесло. У меня и то сердечко за него болит. Приедет, поговори с ним осторожненько.
– Хорошо, мама, поговорю. – Галя встала, набросила на себя халат и пошла на кухню. Поставила кофейник на плиту и опять вспомнила слова бандита. – «Макарыч сам нас найдет. С ее хахалем встретится и найдет».
Следователь Трутеев оставил ей номер
– Да… – Раздался сонный голос.
– Иван Федосеевич, простите, если разбудила. Это Галя Тимошина вас беспокоит. Вы просили позвонить, если я что-нибудь вспомню. Я вспомнила.
– Сможете подъехать к десяти в прокуратуру?
– Конечно, смогу.
– Тогда, до встречи.
Галя положила трубку и побежала на кухню. Кофе уже убежал. Она вздохнула, выключила газ и пошла одеваться.
Гатное. Пригород Киева.
19 ноября 2010 года.
Тимофей Анатольевич Старков до шести утра звонка из Москвы так и не дождался. И, на всякий случай, просидел за столом немного дольше. Он помнил наказ Снегиря, но подумал, что столь мизерная задержка ничего не изменит. В шесть часов десять минут он сжег листок в клеточку с запиской Тимошенко, скинул на дискету информация, что подготовил для своей газеты, отключил мобильный, спрятал в карман пистолет и спустился на первый этаж. В доме стояла глухая тишина. Оделся и вышел в сад. Машины, о которой ему говорил Снегирь, на стоянке возле крыльца не обнаружил. Выбрался за ворота и увидел под фонарем старенький «форд». Пульта на связке ключей не было. Недолго поразмышляв, попытался открыть машину старым добрым способом. Попытка увенчалась успехом. Он уселся за руль, и попробовал завести машину. Стартер раз провернулся, фордик «чихнул», и заглох. К утру ощущался легкий морозец, но не столь сильный, чтобы застудить движок. Он крутанул еще раз. Двигатель затарахтел на одном цилиндре. Немного прогревшись, стал работать ровнее. Тимофей ждал, пока температурная стрелка хоть немного поднимется. Наконец, она дернулась и поползла вверх. Но тронуться он не успел. Три джипа цвета хаки, с коричневыми маскировочными разводами на капоте и дверцах, с визгом притормозили возле него. Из военизированных внедорожников выскочили люди в странной форме.
Первая мысль, посетившая Старкова – «Артисты какие-то».
Крепкие парни были одеты в эсэсовскую форму времен второй мировой войны. И лишь желтые нашивки клинышком что-то отдаленно напомнили об Украине. Запереть двери он не успел, достать пистолет не подумал. Маскарадные костюмы не внушили опасений, а когда заметил автоматы, было поздно. Его выволокли из машины и запихнули в один их джипов. Сообразив, что дело дрянь, начал сопротивляться. Его оглушили. Сколько времени прошло не помнил. Очнулся в огромной гостиной с мраморным камином. Руки и ноги привязаны к стулу, пошевелить удалось только головой. Не сразу заметил рядом человека. В мягком кожаном кресле, задрав на журнальный столик ноги, сидел мужчина. На Старкова он не смотрел, а рассеянно ковырял кочергой дрова в камине. Тимофей попытался высвободить от веревок руки, ощутив резкую боль, застонал. Мужчина повернул к нему голову:
– Кажется, мы ожили? – Спросил он, улыбнувшись доброй сочувственной улыбкой. Старков разглядел лицо мужчины – моложавый, с седеющими висками. Серые глаза из под светлых бровей смотрели
Вместо ответа, Старков сам задал вопрос:
– Вы Петр Дыбенко?
– Мы с вами, если не ошибаюсь, видимся впервые. Но вы угадали. Я министр внутренних дел Украины, Петр Макарович Дыбенко.
– Вы уже и министр? – Усмехнулся Старков, но тут же опять сморщился от боли.
– А почему вас это удивляет? Я помогал брату, а он не остался в долгу. Руководителю страны в этой должности необходимо иметь верного человека.
– Вы убили моего друга, и я не хочу с вами разговаривать.
– Гордость, черта достойная мужчины. Но я не обиделся. Ваш друг, отказавшись от моего предложения, пролил гораздо больше крови. Если бы Тимошенко сместили демократическим путем, моему брату не пришлось бы прибегать к силе.
– Что вам от меня надо?
– Я просмотрел вашу дискетку, и хотел бы поинтересоваться, отправили вы этот материал в газету, или нет?
– Это не ваше дело.
– Допустим, но ваша жизнь зависит от этого ответа. Вам же не хочется умирать? Такая милая красивая невеста. Все только начинается. А тут смерть.
– Я не буду отвечать.
– Не отвечайте. Компьютер в Гатном мы проверили. Почтой вы не пользовались, и ничего не отправляли. Почему?
Старков отвернулся, и ничего не ответил. Дыбенко подержал кочергу над огнем, затем, ее раскаленной частью легонько прикоснулся к руке Старкова. Тот от неожиданности и боли вскрикнул.
– Вам горячо? Я только хотел вернуть ваше внимание к моей персоне. Не люблю, когда от меня отворачиваются.
– Вы обыкновенный подонок. – Сквозь зубы процедил Тимофей: – Я закричал от неожиданности. Боли я не боюсь. Аль-Каидовцы меня закалили.
Не обратив внимания на слова пленника, Дыбенко продолжил:
– Давайте рассуждать логично. Если бы столь острая, даже можно сказать, столь взрывная информация, дошла бы до газеты, вся пресса мира уже кричала бы только об этом. Вот мне и подумалось, что вы эту сенсацию решили выгодно продать? Я бы лично, на вашем месте, именно так и поступил. Заметьте, я человек ни бедный, и могу предложить вам приличные деньги.
– Зачем вам покупать, то, что уже у вас в руках?
– Естественно, если в конце нашего разговора, проломить вам голову кочергой, тратить свои деньги, мне смысла нет.
– Но если предположить, что между нами наметится взаимопонимание, я согласен вести переговоры о сумме.
– Не утрудняйте себя, господин Дыбенко.
– Хорошо. Снимем эту тему. Поговорим о вашем покойном друге. Просидев на Украине почти месяц, он так и не добился встречи с госпожой премьер министром. Я могу вам такую встречу организовать.
– Зачем?
– Чтобы вы рассказали о том, что у меня видели. Ну, и за одно поделились соображениями, какой я злой бяка, и мой брат тоже.
– Я у вас ничего достойного не видел, и обсуждать мне нечего.
– Это дело поправимое. – Дыбенко поднял с журнального столика трубку и что-то сказал в нее по-украински. Положив трубку на столешницу, отвернулся к камину и пошевелил прогоревшее палено. Через несколько минут, Тимофей услышал крики. Кричали женщины и ребенок. Потом он увидел как крепкие парни, в уже знакомой ему эсэсовской форме, тащили к камину двух женщин, одну молодую, другую уже в возрасте, ребенка и мужчину. Ребенок плакал, женщина постарше пыталась его успокоить. Молодка и мужчина молчали.