Бомба для братвы
Шрифт:
Потом ругал Машку. И вытащил еще два кирпича.
Потом плескал рукой в воде, другой вытягивая ц бесшумно складывая на пол другие кирпичи.
Наконец образовался вполне приличный, в который легко мог пролезть взрослый человек, лаз в соседнюю квартиру.
Митрофан Семенович закрыл краны, громко по-шуршал полотенцем о совершенно сухие волосы и прошел в комнату.
— Ах вот она где! — радостно заорал он, вставляя в переносной магнитофон кассету. — Спряталась! Думала, я тебя не найду. Ну иди сюда. Иди, милая...
И
— Мур-р-р-ррр, — сказал магнитофон.
— Больше не будешь от меня бегать? Не будешь шататься? — сказал магнитофон. — А то обижусь и перестану тебя кормить...
Магнитофон был не простой. Магнитофон был очень хороший, который не искажал тембры голосов и звуков. За этот магнитофон пришлось заплатить больше чем за иной навороченный музыкальный центр. И еще за то, чтобы всунуть его в обшарпанный, ширпотребовский корпус.
— Ну вот, видишь. Видишь, как хорошо, когда не упрямишься. И тебе хорошо, и мне...
— Мур-р-р-ррр...
— Я вот тебе сейчас из ванной гостинчик принесу, — пообещал отходчивый на проказы братьев наших меньших хозяин.
И пошел в ванную комнату.
Там Митрофан Семенович встал на колени и акуратно вполз в образовавшийся лаз. И оказался в соседней квартире.
— А-а! Видала! — радостно сказал магнитофон голосом отсутствующего Митрофана Семеновича. — Видала, какой мосол я тебе принес! Какой здоровенный мосол.
— Ур-р-ррр — зарычала в магнитофоне увидевшая кусок мяса Машка.
— То-то. А в следующий раз, если ты будешь снова прятаться, я тебе ничего не дам. Так и знай. Совсем ничего не дам. Бездомным кошкам скормлю, которые не прячутся. Да они за такой кусок мяса не то, что некототорые...
— Маразм. Совершенный маразм! И занудство! — сказал начальник охраны Президента, досадливо отбрасывая наушники. — Это какой-то абсолютный маразм! И дерьмо! Полное дерьмо! Я бы на месте его кошки сожрал не мосол, а его!
— Будете дальше слушать? — поинтересовался командир группы наблюдения.
— Что слушать?
— Ну вот это.
— Это — сам слушай. С меня историй про Машку хватит! Во где мне его передача — «в мире его животных»!
— Так, может...
— Что! Только попробуй! Только попробуй отключить! Не для того я туда вбабахал чуть не весь резервный запас микрофонов. За которые, между прочим, налогоплательщик... Слушай! Каждую секунду слушай! И если вдруг чего-то не услышишь, я тебе голову от погон оторву...
Эта квартира была не простой квартирой. Эта квартира была с двойным дном. Как тот ящик фокусника, откуда он то вытаскивает, то вновь прячет голубей и кроликов.
Эта, первая, квартира, в которой проживал и был прописан Сидорчук Митрофан Семенович, соединялась с точно такой же соседней двухкомнатной квартирой, но только имеющей выход в другой подъезд.
Эти квартиры были приобретены одновременно. Одна на
Поэтому квартира пока пустовала.
В непонятно чьей квартире Митрофан Семенович вставал на ноги, проходил в комнату и быстро переодевался. В благообразного старичка. Или его внука. На этот раз во внука.
Он напяливал на себя «адидасовский» спортивный костюм, надевал «адидасовские» кроссовки и черную кожаную куртку с металлическими заклепками. Подбородок, щеки и рот, чтобы спрятать свой возраст, заклеивал бородой и усами. Поверх своих волос насаживал парик, изображавший давно не мытую и нечесаную шевелюру. На плечо взгромождал здоровенный муз-центр. И еще распрямлялся, выпячивал грудные мышцы и приобретал совершенно другую, никак не ассоциирующуюся с затюканным жизнью Митрофаном Семеновичем походку.
Потом забрасывал в рот сразу пять подушечек «Орбит» без сахара и, шумно чавкая и врубая на полную мощность музцентр, выходил на улицу.
Он не прятался. Потому что чем меньше он прятался, тем меньше его замечали.
— Хай! Чувиха! — орал он первой встретившейся ему на дороге четырнадцатилетней, еще детского вида, прохожей. — Потрясемся под музон?
— Ты чего, дядя? — удивлялась школьница. — Вам же лет тридцать.
— Молодость это не возраст. Это состояние души! — резонно возражал панкующий переросток. — Ну так потрясемся или нет?
Школьница смущенно хихикала и убегала.
— Тебе же хуже! — орал ей вслед отвергнутый партнер по тряске. И шел на улицу, вспугивая громовыми раскатами музыки окрестных кошек и воробьев.
По пританцовывающему полупанку лениво скользили глаза двух кого-то ожидающих на скамейках парней. Одного, ожидающего возле первого подъезда дома. И другого, ожидающего возле последнего.
Панкующий гражданин Степанов шел к ближайшему телефону-автомату и набирал известный ему номер.
— Я насчет обмена. Четырехкомнатной на две двушки. Я вам на прошлой неделе звонил.
Звонок по этому конкретному телефону обозначал необходимость встречи. Его со своим Куратором. Или с кем-то еще, кого посчитают нужным к нему подослать.
Сидорчуку Митрофану Семеновичу необходимо было ответить на несколько очень заинтересовавших его в последнее время вопросов. В том числе и о часами сидящих на приподъездных скамейках молодых людях.
— Назовите, пожалуйста, ваш адрес.
Степанов называл адрес. Кому надо — очень известный адрес. Кому не надо — совершенно бесполезный, обозначающий совсем не то, что было продиктовано.