Бомба для Гейдриха
Шрифт:
Гейдрих».
Официальное сообщение, переданное протекторатным радио в полдень (снова в рабски точном переводе), к сожалению, также не было в этот день последним.
У Ворот Матиаша играет военный оркестр. На флагштоке Града поднимается штандарт нового хозяина: две молнии на черном поле — эмблема СС.
Во внешнем дворе Града переминаются с ноги на ногу официальные лица.
— Почему же именно полицейский генерал? — перешептываются господа из «правительства» протектората. Они надели в честь торжественной встречи твердые воротнички и парадные костюмы.
— Каков бы ни был этот Нейрат, но
— Аристократ, — вспомнил крупный помещик Ян Фоусек, официально признанный глава коллаборационистов [2] из «Национального единения», которому Нейрат разрешил сохранить дворянский титул.
— Дипломат старой школы, — сокрушались коллеги-министры, уже привыкшие ладить с Нейратом и готовые даже забыть кровь чешских студентов, обагрившую в ноябре 1939 г. его белые перчатки.
2
То есть лиц, сотрудничавших с гитлеровскими властями.
— Почему же именно Гейдрих? — размышляли не без нервозности представители рейха со свастикой на рукавах. Они вышли вперед, как и подобает их положению на чешской земле. Они поскрипывают сапогами, теребят пряжки портупей. — Почему же все-таки Гитлер послал сюда именно Гейдриха?
— Хайль! Зиг хайль! — скандируют пражские соплеменники Гейдриха. выстроившись длинными шпалерами вдоль въезда в Град. Они не дождутся от нового протектора ничего, кроме военных орденов и крестов. Да еще, может, иногда им посчастливится увидеть, как он хмурит свой и без того нахмуренный лоб, хотя и трудно с уверенностью сказать, где кончается его лоб и где начинается нос. Тот, кого приветствуют восторженными криками, не гонится за овациями толпы, его стиль — «Ночь и мрак». Без церемоний, без музыки, без парадов. Поэтому и церемония представления будет краткой. Время Гейдриха словно нацеленный пистолет, тут не должно быть никаких задержек. Статс-секретарь К. Г. Франк едва успевает называть новому шефу должности, чины, имена подчиненных. Гейдрих знает о них все еще до того, как те успевают подобострастно пожать ему пальцы. Знать о каждом человеке больше, чем он может предполагать, — это метод, от которого шеф службы безопасности не откажется и в роли протектора Чехии и Моравии.
— Генерал-лейтенант Шпейх!
— Очень приятно, генерал. («Так это пехотное ничтожество замещает уполномоченного вермахта Фридерици?! Генерал Фридерици, разумеется, сюда не вернется, об этом уже позаботились. Он совал нос в дела СС, которые его не касались. Ты поймешь это или отправишься вслед за ним, заместитель!»)
— Полковник фон Бризен, комендант.
— Благодарю, полковник. («У меня ты из командира пражского гарнизона в генералы не вылезешь. Даю голову на отсечение. И вообще, господа из вермахта, вам не мешает подышать фронтовым воздухом!»)
— Генерал полиции Риге!
— Ну как дела, старый вояка? («Риге, Риге, такой опытный полицейский офицер, но в политическом отношении ты повел себя здесь как младенец!»)
— Оберштурмбанфюрер Беме!
—
В конце первой шеренги Гейдрих неожиданно остановился и решительно направился к парадному входу в Град. Тех, кто стоял во второй шеренге, он не удостоил даже взглядом. Чешское правительство? А что им, собственно, здесь надо? Кому это пришло в голову ставить их на одну доску с немцами из рейха? Нет, с этими пережитками дипломатических церемоний, которые терпел Нейрат, пора кончать. Чешские министры могут появляться только тогда, когда я их позову. Я им покажу, как греть руки и у камелька в Берлине и у камина на Даунинг-стрит. Я отобью у этих господ охоту сидеть сразу на двух стульях!
«Согласно распоряжению исполняющего обязанности имперского протектора обергруппенфюрера СС Гейдриха председатель совета министров автономного правительства протектората инженер Элиаш арестован по обвинению в государственной измене и предан народному суду Германской империи. Исполняющий обязанности имперского протектора одновременно отстранил арестованного от занимаемой им должности».
Но и это официальное сообщение, переданное протекторатным радио после обеда, не было в этот день последним.
Время Гейдриха — время взведенных курков.
— Обергруппенфюрер, ваш приказ выполнен! — рапортует один из адъютантов, прихваченных шефом с собой.
Гейдрих берет две фонограммы, присланные ему несколько минут назад из Праги и Брно. Гейдриху кажется, что он у себя дома. И так было повсюду: и в Амстердаме, и в Осло, и на Вильгельмштрассе в Берлине, и вот теперь, в этом кабинете, в южном крыле Пражского Града.
— Вилли!
— Да, господин обергруппенфюрер! — вскакивает и становится навытяжку адъютант-шифровальщик, молодой эсэсовский лейтенант.
Новый протектор прохаживается по великолепному паркету зала. Он диктует спешное сообщение.
— Секретно. Господину управляющему имперской канцелярией Борману. Главная ставка фюрера.
Минута размышлений, скорее по привычке. Ведь то, что должно быть передано по прямому проводу из Праги в зашифрованном виде далеко на северо-восток Европы, не только продумано, но уже выполнено.
«Дорогой партайгеноссе Борман! Сообщаю вам в дополнение к моим предшествующим трем донесениям, что сегодня, 28 сентября 1941 г., в 22 часа имперское радио в Чехии огласит следующие смертные приговоры, которые завтра будут вывешены на улицах:
1. По обвинению в государственной измене пражский военно-полевой суд приговорил генерала армии Йозефа Билы и дивизионного генерала Гуго Войту к смертной казни. Их имущество конфисковано.
2. По обвинению в саботаже военно-полевой суд в Брно приговорил Алоиза Трнечку из Роусинова и Алоиза Поспишила из Дрновиц к смертной казни.
3. За недозволенное хранение оружия пражский военно-полевой суд приговорил Ладислава Кумзака и Вацлава Франце из Праги к смертной казни.