Бомба для председателя
Шрифт:
– Вы не скажете, как мне позвонить господину Кочеву по его новому адресу? – спросил Исаев.
– Нам неизвестен его новый адрес.
– Кто может знать?
– Вероятно, редактор «Курира» Ленц – он печатал интервью господина Кочева.
Исаев даже головой затряс – так все это было дико и неожиданно. Он нашел телефон «Курира» и позвонил Ленцу.
– Нам неизвестен его адрес, – ответил Ленц. – Если вам очень нужен господин Кочев, обратитесь в полицию, они знают…
В полиции Исаеву сообщили, что
Исаев поехал в полицейское управление: майор Гельтофф, сказали ему, сейчас здесь в связи со срочным расследованием обстоятельств гибели Дорнброка-сына, но беседовать с майором Исаев не стал, потому что он увидел его, идущего по коридору, и сразу же отвернулся к стене, ибо узнал в нем своего «коллегу по работе в ставке рейхсфюрера» оберштурмбанфюрера СС Холтоффа, который по заданию шефа гестапо Мюллера проводил весной сорок пятого года операцию против него, Исаева, известного в то время Холтоффу как штандартенфюрер СС фон Штирлиц.
Исаев знал, что Шелленберг умер в пятьдесят четвертом; Айсман трудится в концерне Дорнброка. Единственный, кто исчез из поля зрения Исаева, был Холтофф.
Изменив голос, Исаев позвонил к майору из автомата.
– Право господина Кочева не открывать свой адрес, – отрезал майор, – он живет в демократической стране и пользуется гарантиями нашего законодательства. С кем я говорю?
– Со мной, – ответил Исаев и повесил трубку.
В тот же вечер Максим Максимович связался с профессором Штруббе, который отвечал за программу Исаева, и попросил внести коррективы для того, чтобы ближайшие три дня были у него совершенно свободными.
Назавтра Исаев посетил своего издателя, который третьим тиражом выпустил его монографию «Германия, апрель сорок пятого», и – впервые за все его поездки – не стал отказываться от предложенного гонорара. После этого он засел в библиотеке, пересмотрел гору литературы по математике и физике, сделал выписки из телефонных справочников Эссена, Киля и Гамбурга, связался по телефону с Мюнхеном и Франкфуртом и наконец нашел того, кого искал, – физика Рунге.
– Извините, что я к вам так поздно, доктор Рунге.
– Кто вы?
– Мое имя вам ничего не скажет, но дело у меня к вам крайне срочное.
Они стояли в дверях. Хозяин заслонил дверь и не приглашал гостя войти.
– Я сейчас занят. Очень сожалею…
– Минута у вас найдется?
– Минута – да. Только вряд ли «крайне срочное дело» можно решить за минуту.
– Это лицо вам знакомо? – спросил Исаев, показав Рунге маленькую фотографию.
– Очень знакомый молодой человек…
– Ему сейчас пятьдесят шесть.
–
– Кто с вами работал в концлагере Фленсбург?
– Холтофф?
– Так это Холтофф или нет?
– Да… Пожалуй что… Мне кажется, что он, но я боюсь ошибиться. Хотя нет, точно, это Холтофф.
– Теперь посмотрите на это фото.
– Тоже он. Так постарел… Неужели жив?
– Ну а если жив, тогда что?
– Покажите оба фото еще раз.
– Может быть, нам все же договорить у вас в доме?
– Прошу. – Рунге пропустил Исаева в комнаты.
– Вероятно, вы сначала спросите, знаю ли я адрес Холтоффа, и сразу позвоните в федеральную комиссию по охране конституции?
– Я ни о чем вас не спрошу.
– Все надоело?
– Просто мне надо кончить работу, которой я отдал последние десять лет, а если я обращусь к властям, меня начнут таскать по комиссиям, комитетам и подкомиссиям… Я прошел через все это. Допросы, очные ставки, свидетельские показания в суде, оправдание обвиняемых…
– Все-таки Кальтенбруннера повесили…
– А остальные? Где Бернцман? Зерлих? Айсман? Где они? Бернцман в земельном суде. Айсман у Дорнброка. Зерлих в МИДе…
– Вы пропустили Штирлица, господин Рунге.
– Штирлиц спас мне жизнь.
– Если бы война продлилась еще месяц и русские танки не вошли в Берлин, Холтофф бы вас прикончил, несмотря на все старания Штирлица.
– Вы хотите, чтобы я предпринял какие-то шаги?
– Да.
– Зачем это нужно вам, если я не хочу этого? Я, которого Холтофф мучил, кому он прижигал сигаретой кожу, кого он поил соленой водой? Зачем это нужно вам, если я этого не хочу?
– Зло не имеет права быть безнаказанным, господин Рунге.
– Он одинок?
– Пять лет назад у него родился внук.
– Наши внуки не виноваты в том, что было.
– Верно. В этом виноваты деды.
– Объявив войну, я принесу зло его жене, детям, внуку. Вы призываете меня к мести, а я против мести. Чем скорее мир забудет ужасы нацизма, тем лучше для мира. Надо забыть прошлое, ибо, если мы будем в нем, мы не сможем дать будущее детям.
– Забыть прошлое? Очень удобная позиция для негодяев.
– Вы у меня в доме… Я не имею чести знать вас, но просил бы выбирать точные формулировки.
– Я точен в выборе формулировок. Нас здесь никто не слышит, надеюсь?
Рунге ответил:
– Нас здесь никто не слышит, но мое время кончилось. Так что, – он поднялся, – всего вам хорошего. Ищите мстителей в других местах.
– Сядьте, господин Рунге. Я не собираюсь забывать прошлое. Я не забыл, какие вы писали показания в первые дни после ареста. Я не забыл, скольких людей вы ставили под удар своими показаниями. Я не забыл, как на допросах вы клялись в любви и верности фюреру.