Бомба для председателя
Шрифт:
— Вы говорите, как настоящий немец…
— Я долго жил в Германии.
Берг помолчал, рассматривая ночного посетителя, а потом спросил:
— Что вы делали здесь?
— Я работал у Шелленберга… Вместе с Гельтоффом и Айсманом.
Заметив, как сузились глаза Берга, Исаев протянул ему паспорт и портмоне.
— Здесь награды, полученные мною от Франции, Югославии, Польши, Норвегии.
— Вы понимаете, естественно, что наш с вами разговор сейчас невозможен? — спросил Берг, возвращая Исаеву его документы. — Если кто-либо узнает о вашем странном визите, сомнут не меня — я этого не боюсь, — сомнут
— О моем визите не узнают. Я сделал так, чтобы меня ждали у вас завтра утром в прокуратуре. Я звонил вашему секретарю… как Штирлиц… Если вы сейчас откажетесь выслушать меня, вы лишитесь ряда материалов, которые вам будут необходимы. Мне казалось, что вы не относитесь к нам как к прокаженным и не считаете каждого приехавшего из Москвы агентом разведки. В конце концов, вам мешают те же самые люди, которые являются и нашими противниками…
— Ну, это я слышал, господин Исаев… Это пропаганда, не имеющая отношения к правосудию.
— А то, что я дал Павлу Кочеву тему для диссертации «Концерн Дорнброка», это имеет отношение к правосудию? Или сие тоже пропаганда?
Берг пожевал губами, несколько раз тяжело поднял глаза на Исаева, ответил наконец:
— Чем вы это докажете?
— Я продиктую вам день, месяц и год, когда это было записано в решении нашего ученого совета. Я назову вам серию статей, опубликованных Кочевым в Болгарии, Советском Союзе и ГДР.
— Пришлите мне эти данные по почте, господин Исаев.
— Но я пришел к вам не с этим. Я пришел к вам с конкретным планом действий.
— Благодарю вас, у меня есть свой план действий.
— Я не навязываю вам свои предложения. Я считаю нужным рассказать вам то, что мне известно.
— Вы не можете судить, господин Исаев, о том, какими данными я располагаю. Об этом могу судить только я. Один.
— Послушайте, господин Берг. Меня никто не уполномочивал заниматься делом Кочева, поверьте мне… Убежден, что его делом занимаются иные люди, которые не стали бы приходить ночью в дом прокурора… Неужели предубеждение, простительное мещанину, помешает вам выслушать меня? Постарайтесь понять: я с самого начала не верил в бегство Кочева. С самого начала. Я достаточно хорошо знаю этого парня.
— Каким образом вы очутились в Западном Берлине?
— Я здесь по приглашению Института социологии.
Берг внезапно вспомнил показания профессора Пфейфера: когда тот рассказывал о беседе с исчезнувшим красным, он назвал фамилию русского ученого, руководившего научной работой Кочева. Все люди, проходившие по этому делу, были выписаны у Берга, а листочки хранились дома, в сейфе.
— Ваша фамилия Исаев?
— Да.
— Присядьте, пожалуйста, здесь. Сейчас я вернусь.
«Он думает меня попугать, — понял Исаев. — Решит, что я убегу, потому что подумаю, будто он звонит в полицию. А между прочим, если он позвонит в полицию, придется бежать. Как хромой кляче. Иначе делать нечего. Он сломает мне весь план. Пока все шло так, как хотел я… Пока я все делал верно. Я верно рассчитал, уехав днем в Берлин… Мои „друзья“ — и Холтофф и Айсман — не могут смотреть за мной в столице, они сильны только здесь, в западных секторах. Я пришел сюда чистым, они не ждали меня ночью. Зачем им было ждать меня ночью? Они убеждены, что я заглотал наживу Холтоффа, я это
Через несколько минут Берг распахнул дверь кабинета.
— Войдите, — сказал он. — Я не звонил в полицию и не играл на ваших нервах. Я проверял вашу фамилию по моему досье. Ну, допустим, я вам верю. Допустим, вы действительно…
Исаев перебил его:
— Стоп! Давайте уйдем отсюда. Вам вполне могли всадить аппаратуру. И это никому не нужно, если наш разговор запишут. Пойдемте в ту комнату, где нет телефона! Там будет спокойнее…
В шесть часов утра Берг приехал к генералу Шорнбаху. Горничной, открывшей двери, он сказал:
— Не будите госпожу, но попросите срочно выйти ко мне генерала…
— Я не знаю… Так рано… Он спросит, кто вы, мой господин?
— Вы ему скажете — старый друг. Очень старый друг. Он выйдет.
Берг в свое время требовал для генерала пожизненного заключения; генералу дали семь лет, но освободился он спустя два года с помощью людей из концерна «Хёхст», который стал преемником декартелизованного «И. Г. Фарбен». Потом «Хёхст», связанный с военной промышленностью, выдвинул Шорнбаха в военную разведку: необходимо было знать армейскую конъюнктуру. Сейчас Шорнбах — вот уже пять лет, — сидел «под крышей» политической разведки в западноберлинском «бундесхаузе», и его интересы, соединявшие армию и «Хёхст», входили в конкретное противоречие с интересами Дорнброка — чем дальше, тем сильней и заметней.
Кандидатуру Шорнбаха подсказал Бергу Максим Максимович.
— Бейте в открытую, — сказал он на прощание. — Если Бонн захочет отладить контакты с Гонконгом, он не позволит это сделать частному лицу, даже Дорнброку. Они это будут делать сами, на государственном уровне. Словом, «Хёхст» будет против Дорнброка — в это и цельте. Шорнбах клюнет: он получает деньги не столько за погоны, сколько за то, что служит «Хёхсту».
Шорнбах, заспанный, в халате и пижаме, увидав Берга, замер на пороге:
— Вы?!
— У меня к вам дело. Оно не имеет никакого отношения к прошлому.
— Что вам надо, Берг? Вы достаточно мучили меня двадцать лет назад… С чем вы пришли сейчас?
— Я хочу, чтобы вы помогли стране, генералом которой вы являетесь. Я хочу, чтобы вы помогли нам в борьбе с бандой. Нужно, чтобы вот на этом документе, написанном мною, вы поставили визу: «Срочно, дело государственной важности, принять к исполнению». Читайте. Я бы не стал вас просить ни о чем противозаконном. Читайте внимательно, и вы поймете, что в этом деле вы получите свой выигрыш.
Шорнбах прочитал листок бумаги с машинописным текстом и автоматически подчеркнул красным карандашом, который он машинально попросил у Берга, все пять пунктов: «установить наблюдение по линии МАД за домом майора Гельтоффа; найти человека, который был владельцем „мерседеса“ с простреленной дверью, установить его имя; выяснить, куда этот человек будет уходить из города, а он будет уходить сегодня или завтра; организовать наблюдение за Айсманом».
— Какую выгоду от этого мероприятия получит моя организация? — спросил Шорнбах.