Бомба-свастика
Шрифт:
– А как поживают твои медсестрицы, Лео?
– Число вторичных посылок резко уменьшилось.
Агенты благословляли его за это. Рентгеновский контроль на пропускных пунктах, споровые туманы и естественные опасности часто уродовали криптоциты, переносимые птицами или курьерами под ногтями. И если командам Лео удавалось выделить из поля отчасти рэндомизированную базовую последовательность, а по сути дела дешифровать код, которым агент пользоваться не намеревался — это избавляло нас от повторного путешествия, почти до нуля снижало вероятность попасть
– Итак, кого же нам предстоит увидеть?
– Обещаю, этот человек понравится тебе.
Вечерело, становилось прохладно, и, свернув на улицу Виктории, мы пошли резвее. Потом мы остановились напротив Вестминстерского собора, перед его радующей глаз смесью красно-кирпичного и серого цветов и рвущейся ввысь двуцветной башней. Лео направился через дорогу, я последовал за ним.
Внутри собор казался почерневшим от сажи, мрачным и впечатляющим. Следуя за Лео, я вошел в какую-то укромную боковую дверцу, кивнул встретившемуся священнику и поднялся по скрипучей деревянной лестнице. Оказавшись на самом верху, Лео постучал в дверь.
– Это я.
– Раз ты, входи.
За дверью находился небольшой, обшитый дубовыми панелями кабинет, все полки были плотно заставлены книгами. Из-за письменного стола навстречу нам поднялся рыжеволосый человек.
– Это Джек, — представил Лео, обращаясь ко мне. — Заранее предупреждаю: он иезуит. Поэтому не начинай никаких споров, проиграешь.
Я с улыбкой протянул руку:
– Не буду. Как поживаете, святой отец?
– Джек. Прошу вас.
Лео окинул взглядом книжные полки:
– Лучшего генетика у нас нет.
– Есть. — Джек указал мне на деревянное кресло. — Ты слишком скромничаешь, Лео.
– Не думаю. Мне хотелось бы обратиться к тебе за помощью в одном вопросе…
И поскольку они немедленно погрузились в беседу относительно свойств фагопереносимых рэндомизаторов, я подошел к полкам, которые только что рассматривал Лео. Над полками возле изображения Святого Сердца висело небольшое простое распятие. А под ними были плотно притиснуты друг к другу корешки: Уоллес «Происхождение человека», Шредингер «Волны жизни», сочинение Гиббона «Упадок и падение Римской империи». И все, что написал Иммануил Кант — в оригинале. «Анатомия» Грея. «Левиафан» Гоббса. Тонкий томик «Эмергенических преобразований» Римана. «Князь» Макиавелли, на английском и итальянском языках. И «Тарзан» Эдгара Раиса Бэрроуза. [9]
9
В этом перечне смешаны подлинные и вымышленные книги.
На столе возле дешевой статуэтки одетого в бурый балахон святого лежал экземпляр «О войне» фон Клаузевица.
– Интересно, — пробормотал я.
– Святой Грегор Мендель? — спросил Джек, ошибочно истолковав объект моего интереса. — Он один из моих героев.
– Естественно. — И я подумал о том, как он может относиться
– А вы никогда не задумывались о том, насколько изменился бы мир, если бы папский легат не извлек из безвестности работы этого человека и не сделал бы их знаменитыми для всего света?
– Гм…
– Боюсь, ты имеешь дело с простым обывателем, — заметил Лео.
– Труд моей жизни, — Джек протянул мне шарик голубого геля.
– Вот. Новое антивирусное средство. Лучшее из всех, которыми мы располагаем.
Итак, ему было известно, что мы отправляемся на оккупированную территорию.
– Благодарю вас, святой отец. То есть Джек.
Но Джек уже откупоривал бутылку божоле, и мы выпили под пару тостов, а потом принялись болтать обо всем — начиная с девиц (Джек много смеялся), затем отдав должное Канту и закончив войной в Африке.
Лишь потом, в конце этого долгого и веселого вечера, когда за нами с Лео явился шофер из SOE, я стал размышлять, зачем все это придумано. Неужели Лео решил подбодрить меня в последний день перед отправлением навстречу опасностям? Оживленно болтавший возле меня на заднем сиденье Лео казался слишком свежим и невинным для нашего коварного мира. Но даже поддерживая этот беззаботный треп, я мог думать лишь об одном человеке, который был теперь по-настоящему важен для меня, о той точке опоры, вокруг которой кружил лживый хаос.
Ночной полет.
Я согнулся в своей прозрачной оболочке…
– Осталось тридцать секунд, — инструктор-парашютист осмотрел меня и кивнул.
Угрюмый стрелок заглянул в длинный фюзеляж. Должно быть, хотел убедиться, что я стою таких трудов: по пути нас обстреляли зенитки, в воздух наверняка уже поднимались эскадрильи легких птерафайтеров. Да и полет в обратную сторону не будет прогулкой.
Что касается меня…
– Готов…
Люк откинулся. Инструктор простер руку в мою сторону.
– Пошел!
А потом меня окружила тьма и сталкивающиеся в ней ветры. Страх ныл в груди, а оболочка превратилась в кокон.
Темнейшая ночь была над и подо мною. Кокон кувырнулся…
И упал.
По залитой серебристым лунным светом влажной траве бежали волны: защитная сфера и парашютная мембрана растворялись у подножия темной, как сама ночь, живой изгороди. Я ждал… но тут прозвучал негромкий шепоток, и я припал к земле. На фоне лунной ночи обрисовались тени: их было четыре или пять.
Напрягая зрение, часто и неглубоко дыша, я согнулся как спринтер на колодках, собранный и готовый к немедленному старту…
– Привет, дорогой. — Слова эти, пролившиеся на меня в ночной прохладе, пробили мою тренированную оборону, и я едва не задохнулся.
– Лаура?
Следовало догадаться. Даже начальная стадия проникновения, установка, требовала специальных знаний.
– Dzien dobry… — произнес мужской голос. В руках этого человека блеснула металлом винтовка.
– Milo mi pan poznae, — ответил я ему.