Бомбардировщики. Полная трилогия
Шрифт:
— С вышки передают: приближаются самолеты. С огнями.
— Наши? — Овсянников невольно напрягся.
— Похоже на «ДБ-3», — бесцветным голосом ответил дежурный, подняв на подполковника красные от бессонницы и нервного напряжения глаза.
Помятое, землистого цвета лицо лейтенанта напоминало восковую маску. Ни одного лишнего движения, ни одной эмоции, на лице вообще ничего не отражалось, кроме смертельной усталости. Казалось, человек провел на дежурстве не одну смену, а по крайней мере больше суток. И это без перекуров.
Прекрасно понимавший состояние лейтенанта Овсянников повернулся к Чернову и коротко кивнул в сторону дежурного.
— Через 10 минут сменят. Я вызвал человека, — согласился майор, отвечая
Приглядевшись к заместителю, Иван Маркович понял, что у того тоже была тяжелая ночь. Выглядел Иван Васильевич далеко не лучшим образом: под глазами мешки, движения резкие, дерганые, глаза болезненно блестят. Беспокойство, переживания сказались, решил про себя Овсянников. Как оказалось, прав он был только отчасти. Ночь выдалась слишком беспокойная и тревожная, люди были на грани нервного срыва.
— Еще летят, — заметил сидевший у окна связист.
С улицы доносился приглушенный гул моторов.
Приближаются самолеты. Судя по изменению тональности звука, идут на посадку.
Савинцев поднялся со стула и шагнул было к двери, но на полпути остановился. Понял, что на летном поле и без него есть кому встречать экипажи. Куда важнее немного отдохнуть, выкурить сигарету и подменить товарищей на командном пункте. Работа командира заключается не в махании шашкой и беготне по аэродрому, это все внешнее, не от великого ума. Гораздо труднее сидеть на телефоне, отмечать в журнале взлетающие и приземляющиеся экипажи, принимать радиограммы, брать на себя ответственность за людей и технику. Люди должны верить, что есть человек, который всегда в курсе, все знает и вовремя примет нужное решение. А бывает — непринятие решения, умение выждать куда полезнее для дела, чем поспешность. Вот только отвечать потом приходится, а раздумья к рапорту не подколешь. Тоже нюансик.
— С огнями ты догадался? — спросил Овсянников.
— Нет, лейтенант Самойлов, — Чернов махнул рукой в сторону дежурного офицера.
— Молодец, сокол, — одобрительно пробасил подполковник, — вовремя сообразил. А что там, Иван Васильевич, за налет был? Потери есть?
— Потерь нет. Другое плохо, — заместитель опустил глаза и потянулся к полупустой кружке с давно остывшим, подернувшимся пленкой чаем.
Допив бурую жидкость, Чернов начал доклад. В два часа ночи с севера послышался шум самолетов. Дело привычное, несмотря на то, что немцы этой ночью не работали, а нашим еще рано было возвращаться, никто на приближающиеся самолеты внимания не обратил. Сам Чернов решил, что это перебрасывают группу бомбардировщиков на новый аэродром или разведчик ищет свою базу. Да, честно говоря, ничего он не думал. Слишком расслабился за последние дни. Даже освещение не выключил. Грубое, прямо скажем, нарушение. Да еще с учетом поступившего позавчера приказа, запрещающего нарушать режим светомаскировки.
Англичане уже неоднократно наносили удары по Франции. Но, во-первых, бомбили они порты. Во-вторых, погода на дворе такая, что стоит двух десятков зениток. Найти цель под такой облачностью можно только чудом.
Неизвестные самолеты кружили севернее аэродрома. Затем гул усилился. Ясно было, что приближается целая группа, не менее десятка многомоторных машин. Вышедший на крыльцо перекурить майор Чернов видел, как над аэродромом почти над самой землей прошли несколько тяжелых самолетов. Шум моторов стих. Неизвестные удалялись. Потом на востоке, в перелеске, в небо взлетели ракеты. Две белые и пять синих. Нет, это не шифрованный сигнал, стреляли, чтоб привлечь внимание летчиков барражирующих в небе самолетов.
Люди не успели ничего сообразить, слишком все было неожиданно, слишком мирная обстановка царила в окрестностях Ла Буржа. Война где-то далеко, за Английским каналом. Через несколько секунд это заблуждение рассеялось. Самолеты повернули на аэродром. Англичане прошли прямо под кромкой туч. А затем на землю посыпались бомбы.
Все произошло слишком быстро. Ночь, черная мгла над головой, мягкий, успокаивающий свет прожекторов на наблюдательных вышках, кружащие над головой самолеты. Тишину разорвали свист бомб и раскаты взрывов. Противник сыпанул одной серией, хорошо, что неприцельно, и моментально исчез за тучами. Расчет одного 37-миллиметрового автомата успел выпустить вдогонку англичанам очередь, но это от злости и с досады. Чернов был уверен, что зенитчики даже не видели, куда стреляли.
Уже потом Иван Васильевич понял, что им просто повезло. Самолетов на аэродроме практически не было. Люди спали. Противник ударил по освещенной площади летного поля. Бомбили с лету, малая высота и высокая скорость не дали англичанам возможности прицелиться как следует и выбрать наиболее интересные объекты. Часть бомб вообще легла за пределами поля. Хорошо, что не по жилому поселку.
Близкими разрывами сорвало крышу с каменного сарайчика на окраине аэродрома. Осколки изрешетили фюзеляж стоявшего рядом с интендантским складом списанного и ждущего своей очереди на разборку избитого, покалеченного бомбардировщика. Две бомбы повредили заграждение периметра. Повезло часовому, вовремя бросился на землю. Обошлось даже без контузии, присыпало парня грязью и все.
Куда хуже, это Чернов понял потом, были попадания в бетон летного поля. Летчикам возвращающихся с задания бомбардировщиков придется садиться в темноте, есть риск попасть стойкой шасси в воронку.
Придя в себя, майор объявил общий сбор и распорядился срочно засыпать воронки. Впрочем, от этой затеи быстро пришлось отказаться: работа не на один час. Ограничились тем, что отметили наиболее опасные воронки прожекторами.
Командир зенитной батареи получил незаслуженный втык по самые гланды. Чернов понимал, что старлей Авраменко ни в чем не виноват, все вместе прошляпили англичан. Не могли зенитчики стрелять по неопознанным самолетам без приказа. Это могли оказаться свои. Но профилактический нагоняй зенитчики получили, а то расслабились как на курорте. Здесь вам не тут. Франция — это не Крым, здесь стреляют и, бывает, бомбят.
Капитан Гайда примчался на КП через три минуты после налета, одним из первых. Быстро определившись с ситуацией, особист поднял в ружье два стрелковых отделения и помчался ловить неведомых «доброжелателей». Стрельба ракетами в районе аэродрома проходила по его ведомству. По мнению летчиков, оперуполномоченный взялся за дело слишком рьяно. Прибежал, задал пару вопросов, даже не выяснил, не погиб ли кто под бомбами, сразу поднял людей и умчался в ночь.
С другой стороны, Михаила Гайду можно было понять: нечего мешаться под ногами, летчики и воентехники лучше знают, как последствия налетов ликвидировать. Особист должен не внешними, а внутренними врагами заниматься. Вот и помчался шпионов ловить. Может, кого и приволочет, к настоящему времени капитан Гайда все еще рыскал за пределами аэродрома. Во всяком случае, никто из персонала ни особиста, ни его людей не видел.
— Вот такие наши дела, — подвел итог Чернов.
К тому моменту, когда заместитель закончил свой рассказ, на аэродром вернулись шесть экипажей во главе с капитаном Страховым. С минуты на минуту ожидались остальные. По всем расчетам должны подлетать к своей базе.
Овсянников больше всего беспокоился за старшего политрука Абрамова. Так уж вышло, что помполит ему попался слишком приземленный. Не в том смысле, что обычно вкладывают в это слово, нет, человеком Дмитрий Сергеевич был хорошим, умным, но не влюбленным в небо. Для летчиков старой закалки это много значило: не наш, и все тут. Как помощник командира по политподготовке Абрамов Овсянникова устраивал. Большинство однополчан относились к политруку с уважением.