Бонд, мисс Бонд!
Шрифт:
Раньше ему никогда не казалось, что переговоры и подписание контракта – такое трудное дело.
– М-да. «В присутствии несовершеннолетнего Дмитрия Андреевича Латышева…» У Димки не ваша фамилия?
– Нет. – Громов скрипнул зубами.
– Ага. Итак, «в присутствии несовершеннолетнего Дмитрия Андреевича Латышева, а также в ситуациях, о которых ему может стать известно, Исполнитель обязуется придерживаться роли, суть которой Сторонами оговорена, согласована и разглашению не подлежит». – Она снова остановилась. – Это
– О!
Оля отметила, что Громов украл у нее реплику.
– Хорошо, конкретизируем этот пункт. Давайте так и напишем: в роли матери, – буркнул он.
– В роли матери несовершеннолетнего Дмитрия Андреевича Латышева, – кивнула Ольга Павловна, подпавшая под обаяние канцелярского стиля. – И я бы еще добавила отдельным пунктом: «Роль матери несовершеннолетнего Дмитрия Андреевича Латышева не совпадает с ролью жены совершеннолетнего Андрея Павловича Громова, каковую роль Исполнитель на себя не берет ни при каких условиях»!
– «За исключением обоюдного желания Сторон, если таковое, паче чаяния, возникнет»?
– О! – Ольга Павловна смутилась. – С чего это оно вдруг возникнет? Это маловероятно.
– Крайне маловероятно, – согласился Андрей Павлович. – Но надо предусмотреть все нюансы. Контракт – это документ.
– Ну, если только документ…
– Давайте его сюда. – Громов шагнул к дивану, забрал у нее бумаги и поспешно отступил с ними к камину. – Я внесу необходимую правку, и завтра мы это подпишем.
– Прекрасно. – Оля встала.
Она вовсе не думала, что все происходящее прекрасно или хотя бы хорошо, но Громов дал ей отсрочку до завтра, и она могла еще немного подумать.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – черкая в бумажке, отозвался Громов.
Оля уже потянула на себя дубовую дверь, когда Андрей серьезным голосом сказал:
– Знаете, мне очень нужны ваши…
– Что? – перебила она, обернувшись.
«Понимание, терпение, великодушие, – выдал свою версию внутренний голос. – А может, даже нежность и любовь?»
Оля почувствовала, что ее сердце замерло.
– Паспортные данные и реквизиты банковского счета, – договорил бездушный Заказчик, и остановившееся было сердце глупого Исполнителя заработало в прежнем режиме.
Ничто не изменилось. Она по-прежнему одинокая немолодая училка, которая никому, никому не нужна!
Разве что маме с папой. И немного – брату. И совсем чуть-чуть – своим шестиклашкам…
И еще одному маленькому мальчику – несовершеннолетнему Дмитрию Андреевичу.
– Я предоставлю вам необходимую информацию в ближайшее время, – холодно сказала она и, хлопнув дверью, оставила удивленного Громова в одиночестве.
Мертвое тело в кустах у дорожки обнаружил сорокалетний «мамин сын», принужденный в полночный час вынести мусор. По авторитетному мнению его матушки, до утра этот мусор подождать
Послушный сын возражать деспотичной родительнице не стал и в результате схлопотал неприятности в полном ассортименте. Сначала он едва не помер с перепугу, споткнувшись о хладный труп, а потом весь извелся, объясняясь с полицией. Если бы не матушка с ее внезапными порывами, и мусор, и труп расчудесно полежали бы на своих местах до утра!
Сорокалетний «мамин сын» впервые всерьез пожалел о том, что он – такой бесхребетный подкаблучник.
– А чего ты хочешь? Бесконтрольной свободы ты хочешь? С девками якшаться, в кабаках пьянствовать и на дискотеках дрыгаться? – возмутилась авторитетная мама, чутким ухом диктатора уловив слабый ропот угнетенного отпрыска. – Так сам убедился, до чего доводит вольность нравов! Видал, как девка-то кончила?
Девка, к моменту встречи с «маминым сыном» превратившаяся в бездыханное тело, кончила плохо. Вернее, это ее кто-то безжалостно прикончил, прямо сквозь модную короткую шубку засадив под левую лопатку ржавое шило.
Происхождение орудия убийства сыскари определили быстро. Это самое шило уже сто лет лежало на подоконнике в подъезде, с его помощью все новые поколения жильцов открывали окно, с рамы которого давно пропала ручка. Бесхозное шило прошло через множество рук, и вполне вероятное намерение сыскарей снять с орудия убийства отпечатки пальцев повергло в волнение всех любителей свежего воздуха. Тут сорокалетнему подкаблучнику повезло: мама еще в раннем детстве строго-настрого наказала ему «не трогать эту каку», он и не трогал. Так что оснований обвинять его в убийстве этой девки вовсе не было.
Бабушки и тетушки, обсудившие ночное ЧП на утренней конференции в соседней булочной, пришли к выводу, что девка была непутевая, через то и пострадала. Нечего было шататься ночью у вокзала!
– Небось на заработки ходила, проститутка, – предположила авторитетная мама.
Заработки у предполагаемой жрицы любви, очевидно, были отличные. Даже мало искушенные в моде участницы конференции в булочной оценили как «страшно дорогие» ее норковую шубку и усеянные блестящими камешками ботфорты. В сумочке бывшей красавицы, правда, вовсе не было кошелька, но именно это укрепило и бабушек, и сыщиков в мысли, что девицу ограбили.
Поутру жильцы многоквартирного дома с возмущением наблюдали, как полиция разворачивает прибывшую по обычному делу мусороуборочную машину. Доступ к контейнерам преградили для всех, в баках долго и тщательно, как бомж со стажем, копался эксперт.
Наконец было обнаружено шикарное портмоне. Денег в нем не было, даже мелочи, зато сохранились пластиковые карточки с выдавленным на них именем владелицы.
Бабушкам и тетушкам его, конечно, не сказали, а вот начальству сообщили.
– Ох, ни… себе! – непечатно отреагировало начальство.