Борьба без проигравших
Шрифт:
По выражению ее лица Калеб понял: чего-чего, а благодарности он дождется не скоро.
— Конечно, если ты предпочитаешь вступить со мной в борьбу или попытаешься бежать, тогда я буду действовать силой. — Калеб помахал перед ней наручниками. — Мне это не трудно, но для тебя не слишком приятно, так что подумай хорошенько.
Элизабет откинула одеяло и поднялась с постели. Она была высокого роста, но, конечно же, все равно ниже его.
— Кто нанял депрограммиста, чтобы следить за мной? — спросила она. — Я никому не говорила, что собираюсь вступить в «Авалон». И даже если бы сказала,
Калеб вскинул бровь.
— Вот тут ты права, Лиззи. Душа, о которой идет речь, уже покинула этот мир.
Элизабет глубоко вздохнула и отвела глаза.
— Дэвид никогда бы не разрешил тебе поступить со мной подобным образом, — сказала она чуть слышно.
— Почему же? Потому что он слишком сильно тебя любил? — усмехнулся Калеб.
Элизабет посмотрела на него не то печально, не то виновато.
— Да, — еще тише ответила она.
Он сжал наручники так сильно, что у нее свело пальцы.
— Дэвид умер, Лиззи. Он любил тебя, несмотря на все то, что ты с ним сотворила.
Он вплотную подошел к ней, но Элизабет не сдвинулась с места.
— Тебе доставляет наслаждение водить мужчин за нос и прикидываться, будто ты влюблена…
— Это Дэвид тебе сказал?
— Не будем продолжать этот разговор, милочка. Мне он действует на нервы. А уж если я переступлю черту…
На лице Элизабет отразилось разочарование. Калебу казалось, что она была готова выложить ему свои маленькие хитрости и лживые увертки — все, что она должна была придумывать последние несколько месяцев, чтобы оправдать свое бессердечное отношение к человеку, который любил ее до безумия… и, в конечном счете, не смог жить без нее. К удивлению Калеба, она просто спросила:
— Какое отношение ко всему этому имеет Дэвид?
— Если бы это зависело от меня, то я оставил бы тебя прозябать в этой проклятой коммуне, и скатертью дорога!
Она молча смотрела на него, ожидая объяснений.
— Но Дэвид позвонил мне и заставил поклясться. У Лиззи нет родных, сказал он, и никто о ней не позаботится. Он взял с меня слово, что я позабочусь о тебе, если с ним что-нибудь случится.
— Боже мой! И ты согласился?
— Я только старался его успокоить. Откуда мне было знать, что он собирается повеситься?
— И заставить тебя сдержать обещание.
— Он был так возбужден, что я мог на все согласиться, лишь бы Дэвид успокоился. Я пытался образумить его, просил вернуться домой, но он все твердил, что у него там какое-то важное дело. — В голосе Калеба зазвучала сталь. — А теперь мы знаем, что это было за дело.
Калеб сжал челюсти при воспоминании о бессвязных словах Дэвида, о том, как тот перескакивал с одного на другое во время их последнего разговора. Младший брат всегда был эмоционально уязвим, но после жестокого отказа Лиззи он совсем потерял голову. Так он связал свою судьбу с «Авалоном», который вовсе не являлся прибежищем для людей разумных и уравновешенных.
Когда Калеб узнал о смерти брата, он не поверил в самоубийство. Однако, немного успокоившись, вынужден был признать, что это похоже на правду.
Очевидно, Дэвид вступил в «Авалон» в отчаянной попытке забыть Лиззи, начать новую жизнь и постараться найти
Калеб не хотел себя обманывать. Все указывало на самоубийство. Единственной виновницей смерти Дэвида была Лиззи Ланкастер.
— Калеб, — произнесла Элизабет на удивление мягко, — почему ты не сделал этого с Дэвидом? — Она указала на себя, на комнату, на кучку вещей в углу. — Почему ты просто не пришел и не забрал его оттуда?
Калеб глубоко вздохнул и горько усмехнулся. Если бы он не засмеялся, то зарыдал бы.
— Потому что похищение людей противозаконно. Тогда мне это казалось слишком крутой мерой. Я все время твердил себе, что он разумный человек и сам разберется, что к чему.
Но он не смог. А потом было уже поздно. Какая жестокая ирония: похищение Дэвида — это как раз то, чему Калеба обучали как оперативника спецназа, где он был одним из лучших. Но когда дело дошло до спасения его собственного брата…
Обхватив себя руками, Лиззи смотрела ему прямо в лицо.
— Если Дэвид просил тебя заботиться обо мне, не мог же он иметь в виду это… — Она замотала головой, как бы отбрасывая от себя воспоминания о событиях последних нескольких часов. — Я вполне дееспособна и освобождаю тебя от всякой ответственности за мою жизнь.
— Нет, Лиззи, этот номер не пройдет. Я дал клятву своему брату. Своему маленькому братишке, который погиб из-за тебя. Видит Бог, ты не заслуживаешь ни секунды моего внимания и заботы, так же как не заслуживала и его любви. Но это мы не будем обсуждать. Я обещал уберечь тебя от опасности. Это значило, что тебя нужно забрать из «Авалона» и депрограммировать. Поэтому ты здесь и останешься. Разумеется, ты не покончила бы с собой, как Дэвид, но существует множество других опасностей. Во-первых, наркотики, а во-вторых, ты слышала когда-нибудь о СПИДе?
— Ошибаешься, Калеб. По-настоящему я не являюсь членом коммуны.
В ответ Калеб лишь засмеялся.
— Послушай, я пришла туда, чтобы узнать, почему погиб Дэвид. Я думаю, что его…
Он схватил ее за плечи, грубо повернул к себе спиной и сдернул лямку ночной рубашки с ее плеча. Вот оно! На правой лопатке у нее была крошечная татуировка в виде солнца — обязательный знак для членов «Авалона». Вождь коммуны, англичанин по имени Грэхем Хойт-Гейнс, называл себя Лу в честь древнего кельтского бога солнца.
Лиззи ухватилась за лямку, чтобы рубашка с нее не соскользнула.
— Дай я тебе объясню…
— Заткнись! Оставь свои байки для влюбчивых дурачков вроде моего брата.
Калеб провел пальцами по татуировке и почувствовал, как Элизабет вздрогнула. Она вырвалась и натянула лямку на плечо. Когда она снова подняла на него глаза, их выражение было враждебно-ядовитым.
— Даже если предположить, что ты говоришь правду, — заметил Калеб, — хотя эту ложь противно слушать, тогда ты находишься в еще большей опасности. Ты об этом подумала? Ты лезешь в «Авалон», суешь свой нос куда не следует. Для меня это лишний повод оставить тебя здесь и сдержать свое обещание.