Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. – апрель 1918 г.
Шрифт:
Скоро обозначилось наступление Корниловского батальона. Идут быстро, не останавливаясь, как на учении, заходя большевикам в тыл. Подходят Марковцы; левый фланг Партизан продвинулся уже вперед – в охват. Словно электрический ток проносится по всем цепям, раскинувшимся далеко – не окинешь взглядом; Партизаны поднялись и бросились снова вперед.
Противник бежит.
А справа от мельницы слышится уже заглушенный сухой треск одиночных выстрелов: идет, по-видимому, расправа.
Прости, Господи, виноватых и не осуди за кровь невинных…
Корнилов крупной рысью едет в Выселки. Колышется распущенный трехцветный
– Зачем генерал срамит нас? Ведь он конный, а мы пешие – догнать трудно.
Цепь продвинулась к впереди лежащей роще и скрылась из глаз; огонь прекратился скоро, и все поле боя смолкло.
Корнилов объезжает собирающиеся в колонны войска и благодарит их за одержанную победу.
В этот день мы узнали крайне неприятную новость: не так давно здесь, возле Выселок произошел бой между большевиками и отрядом кубанских добровольцев Покровского. Добровольцы были разбиты и поспешно отступили в сторону Екатеринодара. Шли какие-то зловещие слухи и о кубанской столице…
Пока – только слухи. И потому на завтра приказано наступать далее, на Кореновскую, в которой сосредоточилось не менее 10 тысяч красногвардейцев с бронепоездами и с большим количеством артиллерии. Большевистскими силами командовал кубанский казак, бывший фельдшер Сорокин.
Против нас был уже не тыл, а фронт екатеринодарской группы большевиков.
4-го утром мы шли с авангардом Боровского. Конная часть, бывшая впереди, по обыкновению не предупредила, и голова колонны, выйдя на гребень, с которого открывались уже купола кореновской церкви, попала под сильный ружейный огонь.
– Положите Юнкеров!
Но Боровский не слышит или не хочет слышать – он занят отдачей распоряжений. И на него и на молодежь действует присутствие командующего. Чувствуют на себе его пристальный взгляд… Рассыпаются по линии, никто не ложится. И скоро жидкие цепи Юнкеров тихо, в рост, не останавливаясь, двинулись на станицу, опоясанную длинным рядом окопов, в которых даже простым глазом заметно было большое скопление большевиков.
Было трогательно и волнующе это наступление юношей, почти мальчиков – внешне такое немощное и такое красивое своей внутренней доблестью и простотой. Видно и на большевиков оно произвело впечатление: огонь здесь стал реже и беспорядочнее.
Главный удар наносится слева на станцию Станичную Офицерским и Корниловским полками. Мы подвигаемся влево. Бой там в полном разгаре. Немолчно гудит неприятельская артиллерия, ружейный огонь сливается в сплошной гул. Попали в полосу сильного ружейного обстрела. Все легли. Пытаюсь убедить Корнилова отойти в сторону или, по крайней мере, лечь. Безрезультатно. Обращаюсь к Романовскому:
– Иван Павлович, уведите вы его… Подумайте, если случится несчастье…
– Говорил не раз – бесполезно. Он подумает в конце концов, что я о себе забочусь…
Корнилов поднялся на пригорок, глядит в бинокль. С ним рядом Романовский. Смотрю на них с тревогой, любуюсь обоими и думаю: кто из них выше в этой победе духа над плотью; вспоминаю –
В наступлении произошел перелом. Корниловский полк на всем фронте отходит. За ним валять густыми нестройными линиями большевики. Много, много их чернеет на светло-сером фоне поля. Артиллерийский огонь перешел в ураган; шрапнели белыми дымками густо стелются по небу и осыпают отходящие цепи пулями.
Из обоза доносят: патроны и снаряды на исходе; части требуют; отдавать ли последние?
– Надо выдать – на станции мы найдем их много – говорит Корнилов.
Но Корниловцы остановились, потоптались несколько минуть в нерешительности на месте и опять двинулись вперед; большевики залегли. Еще нет успеха, но уже чувствуется, что кризис миновал.
Стало, однако, ясным, что надо искать решительных результатов в другом месте. Корнилов послал весь свой резерв – Партизанский полк и чехо-словацкую роту под начальством Богаевского в охват позиции с запада.
Едва только части эти отделились от обоза, оттуда пришло донесение:
– В тылу возле нас появилась неприятельская конница. У обоза никакого прикрытия нет. Положение осложняется… Корнилов посылает офицера конвоя:
– Передайте Эльснеру, что у него есть два пулемета и много здоровых людей. Этого вполне достаточно. Пусть защищаются сами. Я ничего дать им не могу.
С гребня видно, как в обозе зашевелись повозки, строя вагенбург, и рассыпалась жидкая цепь.
В этот день, кроме превосходства сил, мы встретили у противника неожиданно – управление, Стойкость и даже некоторый подъем. Бой затягивался, потери росли.
Среди офицеров разговор:
– Ну и дерутся же сегодня большевики!..
– Ничего удивительного – ведь русские…
Разговор оборвался. Брошенная случайно фраза задела больные струны…
Мы переехали к Богаевскому. Партизаны медленно разворачивались против станицы, батарея полковника Третьякова шла вместе с цепями и, снявшись на последней позиции, открыла огонь в упор по юго-западной окраине ее. Батальон Боровскаго, дважды уже захватывавший окраину и оба раза выбитый оттуда, поднялся вновь и пошел в атаку. Ударили и Партизаны. Через полчаса мы входили уже в станицу. Батарея галопом мчалась по широкой улице к мосту через Бейсужек, где скоро в сгрудившуюся человеческую массу отступавших большевиков ударила картечью.
А с востока подошли уже Офицерский полк и Корниловцы, преодолев бронированные поезда, ураганный огонь артиллерии и реку – по широкому броду, усеяв свой путь вражескими телами. По-видимому, взятие Офицерским полком моста решило дело.
Арьергард противника задержался несколько в рейде, южнее Кореновской, но, выбитый оттуда Корниловцами, ушел к станице Платнировской.
В Кореновской армия пополнила свою хозяйственную часть и, в особенности, боевые припасы. Но, увы, слишком дорогой ценой: за последние бои наша маленькая армия потеряла до 400 человек убитыми и ранеными[ [163] ].
163
Армия пополнилась тремя сотнями Брюховецкой станицы, которые обоз принял за большевистскую конницу.