Борьба с членсом
Шрифт:
— Ва! — вздернулся Цмипкс, ничего не ожидая.
— Как же ты хорош, как чудесен… — влажно зашонил Хун, — какая у тебя цепонька… Я дребещу… Я срю…
— Чего же ты хочешь? — просто вспроснул Цмипкс, преображаясь в булькающий тромб.
— Ты так свеж… Так сален… Так намочен… Так струен… Ты — сталь! Сталь!
— Что это? — недовольственно смял Цмипкс.
— Я смолею, увиживая твой стон, Цмипкс! Я жарюсь, когда ты ешь, когда ты сышь, когда ты мнешь. Засыпь мне под поньку свой порошок, настри мне
— Что это?…
— Блюбовь! Блюбовь! Акт злочатия новозвезда, высшая услсдада, онаслаждение!..
— Я не знаю, — растерянно, приобретая обыкновенный центрово-щупиковый вид, молвил Цмипкс.
— Ты никогда этим не занимался?
— Не.
— Ты — ежик?… У, прелесть, у, мечта! Сейчас мы тебя гермафлорируем.
— Что?
— Гетерастически гермафлорируем!..
— А как?
— Как хочешь. Всё может быть блюбовью, и всё может быть гермафлорацией. Для нас ведь все возможно, мы же звезды?…
— Звезды!
— Звезды, ответь, не слышу?
— Звезды!!!
— Ну, вот. Ну, изобрази мне какую-нибудь стеночку, или штопорик.
Цмипкс немедленно изогнулся длинной проволочной сероватой змейкой.
— Ну… нормально. Для моей коллекции это будет чем-то новым, — удовлетворенно пыхнул Хун. После этого он взметнулся, отлетел вон из этого места мира и белым тяжелым метеорцем стремглав обрушился на змеящегося Цмипкса. Змейка сжалась в черный
оскорбленный шар, вновь возникла штопориком и вбуравилась в Хуна.
— Все, все! — взвоплил тот. — Уже все!
— Что?… — обиженно сявкнул Цмипкс, вывинчиваясь из стеночного тела Хуна, которое он успел проткнуть.
— Я тебя уже гермафлорировал, сжав дальше можно разнообразить блюбовь!
— Это что, и есть гермафлорация? — спросил Цмипкс.
— Да.
— Фу, — сказал Цмипкс, — в таком случае, я гермафлорирован еще в бздетстве!
— Это заметно… — злобно прошептал Хун. — Ты, наверное, никакой и не ежик. Ну, неважно. Ты ведь можешь стать ежиком, если захочешь, мы же звезды? Давай же, давай же займемся блюбовью, мой слинь, моя чумичка, моя любимейшая рвонь!..
— Это вот так? — угрожающе спросил Цмипкс.
— Могу показать классическую позу, — важно заявил Хун.
— Это как?
— Прими свой вид!
Цмипкс послушно стал характерным центрово-щупиковым звездом. Хун тоже возник в этом главном облике, тут же немедленно кинулся к Цмипксу и принялся прижимать свой центр к его, переплетая их щупики.
— А, а, а, — сряхтел Хун, трясь об Цмипкса. Цмипксу стало противно, и он отскочил, высвобождаясь.
— Куда!! — гнойственно крикнул Хун. — Я только начал!
— Мне не нравится, — сказал Цмипкс. — Я не люблю блюбовь.
— Ты ж еще ничего не знаешь!
— Покажи.
— О, какой ты вспучный!..
— Если
— А?… — растерялся Хун.
— И я — звезд. Не интересно.
— Но мы можем быть любыми!.. — обескураженно сюкнул Хун. — Мы — высшие! Наша блюбовь — венец и предел! Давай превратимся в вазелиновые кубы! В выпиливание ротозеек!
— Какая разница? — срезал Цмипкс. — Ты — как я, а я — звезд.
— Мы — звезды! — непонятливо воскликнул Хун.
— Не интересно.
— Ты ж еще ничего не знаешь!
— Покажи.
Хун сотворил малиновую мягкую мель среди лилово-бурдящих, испаряющихся ласковых вод бездонного потока, струящегося по мерцающей желтыми всполохами равнине, окаймленной красной полоской низеньких ласковых гор. На мели был лаковый гамак, и в нем бежево-радужным слизняком распластался сам Хун. Он издал призывный метазвук, засиял и втянул в свою пору обращенного в элементарную анти-частицу Цмипкса. Цмипкс погиб; визгливый мощнейший взрыв разломал реальность на энергетические сгустки. После вечности удовлетворение затопило каждый щупик Хуна. Он сказал:
— А?
Цмипкс недовольно зыкнул.
Хун взрастил из себя красивое кольцо, покатился по саду, где стояли тени восторженных божеств. Он вздымал синюю пыль; клубки чар кружили над ним, как нимбы, лишенные святых. Он упал на грунт, засияв, и вырос столбиком надежды перед превращенным в волосатую присоску Цмипксом.
— О, растение конца, вздыбь меня, откинь, отлучи!.. Я — твой, мы — наш, вы — ее… Я стану единоцветным, если ты не упишешь мою волю к победе над кругом…
Цмипкс сгогнил.
— Главное, что было меж нами — след трухи индольной, галактика нити, страх…
Хун навис над жгутом Цмипкса, брызнул коричневой взвесью и расколол пространство. Они замельтешили в поисках цветоформ; наслоения их друг на друга пахли ароматом смолеющего козырька. Мигали световые всплески, природа вертелась вокруг них каруселью загадочных палочек. Четырехпазуховый Хун обнажил толстую цепочку и обкрутил ею отделенный от кучки пульс Цмипкса. Цмипкс засмердел, разбрасывая яблочные катышки, Хун умялся.
— Это что: блюбовь? — раздражился Цмипкс.
— Блюбовь, блюбовь!
— Это — бздетский бред!.. Одинаковая тщета.
— А так?
Хун стал ореолом, центр его горел раем. Фигура его, восстающая над вспучезарием сладотравным, зияла предчувствием иных миров. Не двигаясь, он пролетел над водой, не возвращаясь, он находился в начале. Он был одет в свежую парчу, психодробные черевички и шар. Он казался лучшим из сущностей, меньим из гадостей, вазелизой прибежища. Мудрозвонно он висел между вселенской дверью и косяком и был притягателен, как ангельский артист.