Борьба за будущее: Интроекция

Мамука Пагава

— Как учебник прочитала, — сделала затяжку Акаги и свесила руку с сигаретой за дверь. — В названии «Кашмирский ужас» главное слово не «Кашмирский», как думает молодёжь, а «ужас».

Ещё одна затяжка. Долгая.

— Что вы хотите сказать?

Учёная пустила в окно струйку дыма, наблюдая за проплывающими фонарными столбами, а также за соседними машинами, мчащимися по своим делам.

— На картину надо смотреть в целом. Что там твой учебник истории говорит про Европу в это время?

Синдзи напрягся, вспоминая недавний

материал и то, что видел в различных телепередачах.

— Ну, в Европе вспыхивали бунты и революции. Царила анархия, если быть точным. Да?

— В целом верно, — кивнула женщина. — Европейские страны были полностью поглощены своими внутренними разборками и оказались парализованными, — Акаги вновь попыталась поудобнее устроиться в ненавистных спортивных сиденьях, но тщетно.

— А Штаты?

— А у них, помимо всего остального, своя головная боль была.

— Какая же? — Синдзи немного подвинулся вперёд.

— Россия.

— Не понимаю.

— В Москве власти поделись на две группировки: одна считала, что Россия, как наименее пострадавшая из-за своего географического положения крупная страна, должна быть созидательной силой в регионе и мире, а другая же — реваншисты — считала, что это исторический шанс для возвращения статуса сверхдержавы и надо просто взять ранее ей принадлежавшее. В итоге бардак, хаос и стреляющие танки в столице.

Об этом Синдзи знал лишь вскользь, ибо не сильно интересовался, что там происходило в большой и непонятной северной стране. Более того, это всё ненавистная ему политика. Тем не менее он никак не улавливал саму суть.

— Я всё ещё не понимаю, при чём тут американцы.

— Они во всём при чём, в каждой дырке затычка, — покачала головой Рицко. — В какой-то момент к власти в Москве чуть не пришли сторонники радикальных мер. В Вашингтоне этого до жути испугались и всерьёз планировали нанести обезоруживающий удар. Да только все прекрасно понимали, — женщина глядела на тлеющую сигарету, — что многотысячный ядерный боезапас русских за раз не прихлопнуть. Представляешь последствия для всего мира, если бы Штаты рискнули?

А вот это он уже понимал более чем, благодаря различным постапокалиптичным книжкам и фильмам. Будущее там всегда рисовали в самых тёмных тонах в случае войны между этими странами. И, насколько он мог знать, правда была не так уж и далека. А представить последствия сразу же после Удара... Это был бы натуральный последний гвоздь в крышку гроба человечества.

— Даже я понимаю, что это полный бред! А значит, понимали и все остальные, если такого не случилось.

Мисато хмыкнула в ответ, но ничего не сказала.

Тем временем Рицко, нервно испустив табачный дым, продолжила:

— А теперь вспомни, Икари-кун, что в мирных городах Индии, Пакистана и Китая уже рвались бомбы в десятки и сотни килотонн. Как думаешь, много ли осталось людей, верящих в хороший исход? Мне тогда было ещё каких-то

восемнадцать, но до сих пор помню, словно вчера: мы почти каждый чёртов день в течение месяца бегали в бомбоубежище и молились всем, кому можно было молиться, лишь бы пронесло, — очередная тяжёлая затяжка. — Но не пронесло — и вот оно настало: практически собственными глазами видела, как старый Токио сгорает в термоядерном пламени, как монолитные небоскрёбы складываются словно карточные домики. Как люди превращаются в бесформенную массу.

— Вы тогда там были? — похолодел Синдзи.

— Я сравнительно легко отделалась, ибо повезло оказаться далеко от эпицентра, — когда всё произошло, я была в одном из кампусов Токийского технологического: узнавала, что надо для поступления, — она недобро усмехнулась. — Подумать только, была глупенькой старшеклассницей, которой несказанно повезло...

Синдзи таращился на неё с широко открытыми глазами. Ему так хотелось услышать, что она просто его разыгрывала... Но это доктор Акаги, не в её стиле.

— Как говорится, из первых рук знаю, как большой город умирал, агонизировал. А вместе с ним и мы, ибо были уверены, что это только начало конца. — Рицко сделала на минуту паузу, будто собиралась с мыслями. — Бессилие сковало нас по рукам и ногам. А остатки разума пожирал страх. Страх, который пробрался глубоко в сознание и пустил свои корни, в итоге перерос в ужас.

— Надежда всех покинула, — подала голос Мисато.

Наступило молчание в салоне. Синдзи ещё раз упрекнул себя, что поднял эту тему. С другой стороны, теперь он немного лучше начал понимать ту боль взрослых, когда речь заходила о Кашмирском ужасе.

— Вот это да... — только и смог он вымолвить.

— Ещё думаешь, что кто-то считал наступление конца света невозможным? — Рицко уже докурила сигарету почти до фильтра. —Тогда люди во всём мире удостоверились, что бесконечное ожидание смерти во много раз хуже самой смерти.

«Так вот оно что», — задумался Синдзи. Множество факторов совпали и создали у людей иллюзию неминуемого конца. Он это ранее не понимал, потому что не видел всей картины. Неинтересны ему были все эти дела минувших дней, которые связаны с ненавистной ему политикой. Теперь благодаря Акаги он мог частично прикоснуться к тому кошмару, который они испытывали в то время. Ему стало не по себе от попытки представить, что же на самом деле люди чувствовали...

— Поэтому и ужас, — подытожила Мисато, — Кашмирский ужас.

— Да, ужас без конца.

— И что потом? — нервно усмехнулся Синдзи. — Боги услышали молитвы?

— Если кто и оттащил мир от края пропасти, то возобладавший у людей разум. А боги? Боги и не могли ответить.

— Вся наша работа, Синдзи-кун, и заключается в том, чтобы не допустить повторения того безумия. Чтя прошлое, лучше ценишь настоящее, тем самым больше прикладываешь сил, чтобы наступило будущее.