Борьба за свободу
Шрифт:
Марк с любопытством посмотрел на него:
— Ты что, действительно хочешь стать гладиатором?
— Почему бы и нет?
Марк не сдержал удивленной улыбки:
— Потому что каждый раз во время боя ты будешь рисковать своей жизнью.
— Я и прежде рисковал в боях.
— Но ты сказал, что побеждал не во всех.
— Верно, — кивнул Пелленей.
— Если ты проиграешь на арене, это может стать твоим последним боем, — пояснил Марк. — Мне кажется, что это опаснее, чем бокс.
— Значит, нужно стремиться к тому, чтобы не проиграть, — ответил Пелленей. — Если я буду упорно тренироваться и научусь всему, чему смогу, у меня будет шанс побеждать
— До тех пор, пока тебе не встретится гладиатор лучше тебя.
Пелленей поджал губы.
— Тогда мне выпадет случай показать хорошую драку. Кто победит, того толпа помилует. Если я проживу долго и одержу достаточно много побед, будут и награды. — Он смотрел на огонь и улыбался, лелея такую надежду. — А однажды я смогу даже получить свободу и скопить достаточно денег. Куплю ферму или заведу небольшое дело и буду спокойно доживать остаток жизни.
Марк многого не знал о жизни гладиаторов, но то, что Пелленей сейчас рассказал, навело его на мысль. Если он не сможет избежать своей участи и станет гладиатором, возможно, ему удастся продержаться достаточно долго, чтобы скопить состояние. Он вернется в Грецию и выкупит мать, привезет ее на ферму и вернет ту жизнь, какая у них была до тех пор, пока не пришли убийцы Децима. Если ему повезет, он станет хорошим бойцом и сумеет победить тех, кто погубил его отца. И что лучше всего, он найдет и убьет Децима. Он немного помечтал об этом, пока не почувствовал, как намял ему шею железный воротник. Марк подтянул ворот туники и подложил ткань под железо.
Это вернуло его к реальности. Какие бы планы ни лелеял Пелленей, истина заключалась в том, что все они — рабы. Собственность ланисты Порцинона, который мог делать с ними, что хотел. Подумав об этом, Марк решил, что лучше придерживаться первоначального плана. Как бы трудно ни было, он должен попытаться убежать и найти генерала Помпея, а не тратить годы, готовясь стать гладиатором, а потом еще годы рисковать жизнью на арене, чтобы завоевать свободу и богатство и освободить мать, которая может и не дожить до того времени.
Пламя стало угасать. Фракийцы и спартанец уже улеглись возле костра. Тяжело вздохнув, Пир тоже приготовился ко сну, свернувшись калачиком, как ребенок. Вскоре он захрапел, но спал беспокойно, часто ворочался, бормоча что-то непонятное.
— А он? — Марк кивнул в сторону гиганта. — Какая у него история?
Пелленей посмотрел на Пира с жалостью:
— Бедному Пиру здесь не место. Он сильный, как медведь, но он не боец. В нем нет этой жилки. Не знаю, что с ним будет, когда мы придем в Капую, в школу гладиаторов.
— Наверное, Порцинон считает, что у него есть способности, — рассудил Марк. — Иначе зачем он его купил?
Пелленей огляделся, чтобы убедиться, что ни хозяина, ни Пизона нет поблизости, но все равно заговорил шепотом:
— Порцинон просто видит его рост, сложение, его силу. Он не видит, что у человека внутри. Я думаю, Пир скорее ребенок, чем взрослый мужчина.
— А как получилось, что Порцинон купил Пира?
Пелленей обхватил себя за колени:
— Пир кое-что рассказал мне, поскольку нас сковали рядом. Почти младенцем его привезли в Афины. Он был собственностью греческого работорговца и рос как домашний раб, пока торговец и его жена не заимели своего ребенка. Мальчика Пира сделали его нянькой. Практически он вырастил мальчика и полюбил его как брата. Ребенок рос и тоже привязался к Пиру. Но мать стала ревновать и потребовала, чтобы Пира продали. Отец и слышать об этом не хотел. Он видел, что значит Пир для его сына, и знал, что мальчик будет страдать.
Марк подумал и кивнул:
— Они нашли браслет в комнате Пира?
— Да. Под постелью. Мать убедила мужа продать Пира. Пиру тяжело было расставаться с их мальчиком. Его привезли на аукцион на рынке в Афинах. Пир стоял среди других рабов, выставленных на продажу. На Порцинона он произвел впечатление, и тот купил его. — Пелленей посмотрел на Пира. — Сомневаюсь, что он способен убить даже муху. Я боюсь за него. Думаю, он долго не протянет в школе, если не научится драться.
Обняв колени, Марк задумался. С тех пор как он покинул ферму, его волновали только собственные проблемы. Только несправедливость по отношению к нему и к его семье имела для него значение. Словно весь остальной мир был равнодушным местом, заполненным людьми, которые и слыхом не слыхивали о его горе. Он думал, что его страдания — это худшее, что может случиться с человеком, и если бы другие послушали его историю, они пришли бы к тому же мнению и сделали бы все возможное, чтобы помочь исправить столь чудовищную несправедливость.
Теперь Марк понял, что мир полон несправедливости и что другие, такие как Пир, тоже страдают. Он не какой-то особенный, избранный богами выносить жестокость и горе. Есть и другие люди с такими же историями, с таким же непосильным бременем. Марк не мог разобраться в своих чувствах. Мысль о том, что так много людей страдает, поразила его до ужаса. Но, несмотря на это, впервые с тех пор, как его схватили приспешники Децима, Марк почувствовал, что он не один. И в этом было какое-то утешение. Он поднял голову и тихо спросил:
— А что остальные? Фракийцы и спартанец?
Пелленей поскреб подбородок:
— Я почти ничего не знаю о них, лишь то немногое, что рассказал мне Пизон. Фракийцы входили в банду разбойников, которую преследовали и разбили римские отряды. Спартанец… ну, он какой-то таинственный. Пизон говорит, что он изгой. Опозорил себя среди своих, и они приговорили его к рабству.
— Опозорил себя? Как?
— Кто знает? — Пелленей пожал плечами и осторожно взглянул на спящего спартанца. — Они не такие цивилизованные, как мы, афиняне. Они вспыльчивые, эти спартанцы. Но они считают, что они самый стойкий народ в Греции. Даже сегодня они воспитывают своих детей так, словно единственное в жизни, что имеет значение, — это быть стойким и воевать. Скорее всего, он неправильно посмотрел на чужую жену. Или не смог противостоять стае волков со связанными за спиной руками, и они посчитали его трусом. — Пелленей улыбнулся, давая знать, что пошутил. — Во всяком случае, он об этом не говорит. Ни о чем не говорит, просто молчит. Говорит, только когда к нему обращаются Порцинон или Пизон, да и то обходится одним словом. Похоже, спартанцы вообще не умеют вести разговор.
— Зато они умеют драться, — возразил Марк. — Отец мне рассказывал. Когда он служил в армии Помпея, у них было несколько спартанцев-наемников, которые сражались вместе с ними. Это были самые стойкие солдаты, каких он видел в жизни. — Марк вспомнил, что отец говорил о них с восхищением в голосе. — И самые бесстрашные.
— Ну что же, нашему другу-спартанцу пригодятся эти качества, если он хочет выжить на арене, — задумчиво произнес Пелленей. — Конечно, ему понадобятся и другие качества. Быстрота реакции, сообразительность. А последнее нелегко дается спартанцу.