Борьба за свободу
Шрифт:
Жизнь на ферме продолжалась по заведенному порядку. Выполнив свои дневные обязанности, Марк приступал к обучению Цербера. Как и предупреждал его Аристид, собака стала настороженной к другим людям, явно предпочитая Марка и козопаса.
Однажды поздно вечером, когда Марк уже засыпал при бледно-желтом свете масляной лампы, падающем на простой сундук — единственную мебель в комнате, вошла его мать и присела на постель.
— Последнее время я почти не вижу Цербера, — сказала она, гладя сына по волосам. — Во дворе его совсем не видно. Раньше мне приходилось следить, чтобы этот плут не стащил чего-нибудь из кухни.
— Я опять
— Зачем? Его вполне можно держать в доме.
— Это из-за обучения, — объяснил Марк. — Аристид сказал, что лучше, чтобы некоторое время Цербер не общался с другими людьми.
Ливия подняла брови и пожала плечами:
— Наверное, старик прав. Он хорошо знает животных.
Марк кивнул, улыбнулся матери. Она посмотрела на него, и ее рука вдруг замерла у него на голове. По ее лицу промелькнуло что-то похожее на боль, и Марк внезапно забеспокоился:
— Мама, что случилось?
Ливия быстро отняла руку:
— Ничего. Правда. Просто ты на миг напомнил мне твоего отца. Вот и все.
Она погладила его по щеке и наклонилась поцеловать. Потом поднялась, собираясь уйти, но Марк удержал ее за руку.
— С нами все будет хорошо? — тихо спросил он.
— Ты о чем?
— Те люди опять придут?
— Не беспокойся, — помолчав, ответила она. — Тит защитит нас. Он всегда защищал.
Марк успокоился, о чем-то ненадолго задумался, а потом спросил:
— Отец был хорошим солдатом?
— О да. Одним из лучших. — Ливия закрыла глаза. — Я поняла это, едва увидела его.
— Когда ты познакомилась с ним?
Она взглянула на сына и помолчала, прежде чем ответить:
— Я познакомилась с Титом после подавления восстания.
— Восстания рабов? Того, которое возглавлял гладиатор?
— Да. Спартак.
— Отец однажды рассказывал мне об этом. Он говорил, что Спартак и его соратники были самой большой угрозой для Рима. Они были самые стойкие и самые храбрые люди, с какими ему приходилось сражаться. Он участвовал в том последнем бою с рабами. — Марк припомнил историю, рассказанную отцом. — Он говорил, что это было самое ожесточенное сражение, в котором он когда-либо участвовал. У рабов было очень мало оружия, но они сражались до конца. Лишь небольшую горсточку удалось взять в плен.
— Да…
— Если отец сумел победить Спартака и рабов, тогда он должен победить и людей Децима.
— С тех пор прошло более десяти лет, — сказала Ливия. — Тит тогда был моложе. И он больше не центурион.
— Но он защитит нас, да?
Она слабо улыбнулась и погладила его по щеке:
— Да, конечно. А теперь спи, дорогой.
— Хорошо, мама, — сонно ответил он и повернулся на бок, удобно устраиваясь на подушке.
Ливия продолжала гладить его волосы, пока глаза его не закрылись и дыхание не стало ровным. Тогда она поднялась и тихо направилась к двери. Остановилась там. Марк чуть приоткрыл глаза и посмотрел на мать, размышляя о том, с каким странным выражением на лице она слушала его, когда он говорил о Спартаке. При бледном свете лампы он заметил странный блеск ее глаз и слезу, покатившуюся по щеке. Ливия шмыгнула носом и резко смахнула слезу рукавом, а потом задула пламя. Комната погрузилась в темноту. Марк слышал ее шаги по коридору.
Его охватило беспокойство. Почему мама плакала? Неужели ей тоже страшно? Он всегда думал о своем отце как о крепком, сильном человеке. Тит никогда не болел, работал на
Повернувшись на спину, он стал разглядывать в темноте потолочные балки. Он решил, что отныне все свободное время посвятит обучению Цербера. Если те люди вернутся (а мать уверена, что так и случится), нет гарантии, что отец снова побьет их. Марк должен быть рядом с ним. Он достаточно высокий и сумеет управляться с ножом для рубки мяса или с одним из охотничьих дротиков отца, что полегче. Еще у него будет Цербер. При этой мысли он улыбнулся, уверенный, что Цербер защитит их. И забылся тревожным сном. Ему снились неясные темные силуэты, крадущиеся в ночи к их ферме.
IV
Утром опять было жарко, но появился туман, скрывающий горы на материке, отделенном узкой полоской моря от Левкадии. Ветра не было, и, кроме слабого ритмичного стрекотания цикад, все было тихо. Сотни ворон перелетали с дерева на дерево, словно кружащиеся куски черной материи.
— Дождь будет, — заметил Аристид, щурясь на небо. — Я чувствую.
Марк кивнул. Он помогал Аристиду отобрать десять молодых коз на продажу в Нидри. Сделать это было нелегко: животные почему-то вели себя беспокойно и приходилось быть очень осторожным, чтобы не спугнуть ягнят. Как только удавалось накинуть аркан на шею, животное отводили в загон рядом с фермой. Они как раз поймали последнюю козу и теперь отдыхали в тени оливковой рощи.
— С Цербером надо погулять, — продолжил Аристид. — Он все утро сидит в кладовой.
Марк согласился. Он закрыл собаку, чтобы она не мешала отбирать коз.
— Сейчас я его выведу.
Он взглянул на склон холма. В миле от них виднелись красные крыши и белые стены домов Нидри. Легкий бриз рябил поверхность моря, придавая ему металлический блеск. Марк вытер пот со лба.
— Правда, красиво здесь?
Аристид посмотрел на него с удивлением:
— Ну да, наверное.
— Иногда я думаю, что хотел бы жить здесь всегда. На ферме со своей семьей. И с тобой тоже, Аристид.
Старик улыбнулся.
— Ты добрый мальчик. Но через несколько лет ты станешь взрослым, тебе захочется покинуть родной дом и посмотреть мир. Ты думал о том, чем будешь заниматься в жизни?
Марк кивнул:
— Я бы хотел стать дрессировщиком. Как ты.
Аристид тихо засмеялся:
— Я просто раб, Марк. Я родился рабом. Всю свою жизнь я был собственностью других людей, и никогда у меня не было шанса сделать то, что я хотел бы, или пойти туда, куда хотел. Я был собственностью других, и со мной обращались так, как они хотели. Не все хозяева так добры и справедливы, как твой отец. Поверь мне. Ты бы не захотел быть рабом.