Борель. Золото (сборник)
Шрифт:
— Котлы! — выкрикивали на берегу взволнованные люди.
Новые части для оборудования мощной электростанции поблескивали красками. Бутов ударил кулаком в боковину чуть колыхающегося на площадке котла и крикнул сопровождающему транспорт Яцкову:
— Орден тебе, Степа, за удачу!
Машины остановились, будто испугались рева людей. Наверху, над головами толпы, вспуганным вороньем подлетели фуражки, рукавицы, тюлевые сетки. Шахтеры и старатели ощупывали, остукивали прибывшие агрегаты.
Главный
— Можно устанавливать, Гурьян Минеич?
— Давайте, если готово.
— Товарищ Морозов, налаживай поката, — распорядился механик.
Артель плотников отделилась, и к вечеру тяжелые бревна были сколочены недлинным покатым мостком. Две стальные петли цинковых канатов, продернутых через внутренности котла-великана, протянулись в здание. За них ухватились десятки упругих, привычных к тяжестям рук. Великан качнулся на крутых ребрах, хрустнул и медленно пошел, оставляя тяжелую чугунную роспись на лиственничных бревнах.
Это был первый вечер, когда, возбужденный подъемом рабочих, Гурьян открыто взял под руку Татьяну Александровну и, отмахивая кепкой мошкару, позвал:
— Идемте в бор, хочу отдохнуть.
Глаза их встретились, и оба поняли, что давно ждали этого часа. Вправо густой шумной лавиной отливали к поселку люди. Сумерки завесили в темноте людей, постройки и новую усадьбу. В гараж въезжали машины, над поляной веяло горячим сухоросом. Из-за сопок шумно надвигались тучи. В бору шелестно звенела сосновая хвоя.
Гурьян укоротил шаг и опять заглянул в скрытое темнотой лицо Татьяны Александровны.
— Вы чем-то встревожены? — тихо спросила она, почувствовав дрожь тяжелого мускула его руки.
— Просто хорошо, и не хочется домой.
— Но ведь вас ждут там…
— Пусть…
Кольцо согнутой руки Гурьяна стало туже. Татьяна Александровна высвободила свою руку, остановилась.
— Не пора ли обратно? — сказала она, вглядываясь в расползавшиеся тучи.
— Нет, посидим…
Гурьян опустился на еще теплую траву и потянул за собой Вандаловскую.
Он закурил трубку и неожиданно начал разговор.
— А знаете, надо кончать… я давно хотел объясниться… или как там…
— Не понимаю вас… — Но голос Татьяны дрогнул.
— А я думаю, что понимаете… Не могу я жить с Варварой…
— Отложимте это… я прошу вас. — Вандаловская поднялась. — Пойдемте…
Гурьян нехотя поднялся. Пошли.
— Да… Я давно хотела рассказать вам, чтобы рассеять некоторые сомнения у здешней публики насчет моих связей. Муж мой был одним из командиров чапаевской дивизии и погиб под Шадрином в разведке.
— Вот как! Значит, вы совсем наша!
— Как видите. Дайте мне папиросу.
Гурьян достал портсигар и зажег спичку. При свете они
— Скажите, за что и надолго ли сел Антропов?
Гурьян остановился. Непрошеное чувство ревности резкой хваткой защемило сердце. Он поймал себя на мысли, которая не однажды налетала и ныла, как запутавшаяся в бороде муха.
— Думаю, что его оправдают. А сел он за свою интеллигентскую вялость.
— Я тоже предполагала. Вы что, остыли?
— Так… Пойдемте.
По выходе из бора она взяла загрубелую руку Гурьяна и жарко дохнула в его буреющую загаром щеку. И от этого директор вдруг почувствовал шалое головокружение, перед его глазами причудливо заплясали фосфорические искры. Он рванулся и в первое мгновение не поверил, что эта женщина так желанно и нежно отвечает на его порывистые объятия. Как обезумевший, он целовал ее в давно любимые ямочки на щеках, в тугие губы, в круглый овал лба.
— Довольно, — задохнулась она.
И пока шли до поселка, сквозь тонкое платье ощущал ее теплое тело в перехваченной талии. Кружилась голова, и ноги легко несли тело.
6
Детвора вспугнутым табуном скворцов вылетела в распахнутые ворота детплощадки. По поселку раздразнивала обленившихся от жары собак и ринулась к растущим на поляне домам.
Новый поселок кто-то назвал «Индустрией». Плотники кончали работу, шли на шабаш гудка к столовой.
На заходящем солнце ярче сверкали инструменты.
Поправляя красную косынку, Варвара остановила мчащуюся в безрукавой майке Катю.
— Постой, милушка! Ты куда это?
— Иду на открытие курсов чеканщиков. — Катя собрала на лбу борки морщин. С Варварой ей разговаривать было некогда — торопилась, хотела увидеть ребят, и особенно Костю, за учебным столом.
— Ну чего у тебя? Как работаешь?
Варвара отгородилась ладонью. Девушка заметила у ней синие подглазницы и отвисшую кожу на подбородке. «Похудела», — подумала она.
— Ой, мила моя, как хорошо придумали эту площадку. На ребят не насмотрюсь, только Ленушку из-за них хуже забыть не могу. Чиста беда! Все мне и кажется, что она в кругу и глянет другой раз на меня, али крикнет так жалобно. Крошечка моя. — Варвара раздавила на щеке слезу, приблизила иссеченное морщинами лицо. — А тут горе за горем вяжется. Это что же, с муженьком то у меня, видно, дело расшляпится?
— Как? — Девушка взбросила на нее сверкнувшими смородинами.
— Да уж, видно, так. Вчера до свету где-то короновался с ней. А пришел и на дух меня не принял. Всю-то ноченьку я проохала и с теми же глазами на работу ушла. Окрутила красавица ваша. Хоть бы вывернула она его — кругом шестнадцать.