Боричев Ток, 10

Левитес Ирина

В сборах принимал участие весь двор. Ну не весь, конечно. Тетя Паша рыбачка не принимала. Она в курортах не понимает. И дядя Петя рыбак не принимал. И Зина тоже. С ней все равно никто не разговаривает. И толстая Бася всерьез не учитывалась: какая из нее советчица? Она сама влезла со своими советами.

На лавочке сидели Мира Наумовна, тетя Фира, тетя Голда и Нина. Грелись на солнышке. В беседке пока неуютно и сыро, хотя снег давно растаял. Уже середина апреля, тепло. Ручьи, пробежавшие по двору, начисто отмыли булыжники, по которым ходят в магазин, на работу, на рынок и в школу. Остальное пространство уже покрылось кудрявой невысокой

травой. Скоро она отрастит мелкие зеленые бубочки, обрамленные малюсенькими беленькими лепесточками, и будет терпеть, когда по ней ходят и бегают. Ходят взрослые: в сараи за чем-нибудь нужным, белье вешают или снимают, примяв траву огромным алюминиевым тазом. Зина даже выварку выволакивает, мало ей таза. От этого в траве получаются лысины и видно, что растет она в мелком золотистом песке. Дети бегают по траве, носятся, валяются.

Но они легкие, траве не больно… Иногда на зеленой бубочке отдыхает божья коровка. Ее надо осторожно посадить на ладонь и прошептать:

Божья коровка, Полети на небо, Дам тебе я хлеба. Там твои детки Кушают котлетки.

И коровка расправит жесткие оранжевые крылышки, а из-под них вылезут тонкие, затрепещут, и она полетит высоко-высоко, в синее пронзительное небо, слепящее раскаленным добела солнцем… И Мира Наумовна поедет в Одессу, к морю. Интересно, какое оно — море? Наверное, большое. Как Днепр без того берега…

Мира Наумовна, тетя Фира и тетя Голда не просто так сидели. Они караулили подушки и перины, разложенные на раскладушках для проветривания. Поглядывали, чтобы не стащили. Хотя кто их стащит? Чужие по Боричеву Току не ходят. Могут пройти почтальонша с раздутой сумкой на ремне, перекинутом через плечо, да детская врачиха Гутман. Но они почти что свои. Могут выскочить бандиты из-за высокого серого забора, ограждающего лес на горке, схватить парочку подушек или даже целую перину и убежать назад за забор. Поэтому надо следить. Нина тоже следит, но отвлекается. Интересно послушать разговоры взрослых.

— Платье чесучовое готово, спасибо Лизе, — продолжала Мира Наумовна сагу про курортную подготовку. — И сарафан Оля уже пошила.

— Нет, вы только посмотрите, как она постирала!

К скамейке подошла толстая Бася и, возмущенно показывая пальцем на вывешенное Зиной белье, справедливо ожидала поддержки. Гневного осуждения. Белье должно быть белоснежным, а не таким вот, что от людей стыдно. Белье — это визитная карточка хозяйки. Если хозяйка не умеет стирать, это, извините, не хозяйка, а…

— Шнарантка! — пожала плечами тетя Голда.

— И она еще будет его всем показывать! Когда такое белье надо прятать. Прятать — и все! Нет, вы такое видели?

— Ой, я вас умоляю, — поддержала общее осуждение тетя Фира. — Когда человек не имеет никакого понятия!

Сама тетя Фира имела понятие. Во двор она всегда выходила в одном из бесчисленных длинных халатов, туго накрахмаленных и тщательно отглаженных, что было непросто, учитывая мельчайшие оборочки. Халаты шились ею собственноручно, из белого в цветочек ситца. Несмотря на безукоризненные халаты, соседки тетю Фиру тоже слегка осуждали — за то, что красила губы красной помадой и в парикмахерской наводила черные брови. То, что она красила волосы черной краской, не осуждалось. Мира Наумовна тоже собиралась закрасить

седину хной. Попозже. Пока рано. Это она перед самым отъездом сделает.

— Пять блузок, две панамы, теплую кофту, когда ветер…

— Вчера ехала в трамвае на Крещатик. Очень красиво. Вот тут так, и так, и так… — подхватила тряпочную тему толстая Бася.

Жестами показала декольте, пояс на талии, широкую юбку. Весьма неожиданно с ее стороны, поскольку, будучи неимоверно толстой и сильно пожилой, до сих пор интереса к нарядам она не проявляла. Мира Наумовна взбудоражила всех курортными сборами — и вот результат.

— Так Сема уже успокоился? — спросила тетя Голда.

— Я знаю? — вспыхнула Мира Наумовна. — Я ему так и сказала: «Сема, шо такое? Я не имею права повидаться со своей подругой? После того как я отдала тебе свою молодость?»

— А я вам скажу. Он вас ревнует. Ревнует — и все! — припечатала тетя Фира.

— Ой, я вас умоляю! Можно подумать! Я ему так прямо и сказала: «Сема! Не делай мне головную боль! Я имею право?» Так ему просто-таки нечего было ответить!

…Промелькнула весна, заполненная последними штрихами сборов в Одессу, и обрушилось лето, настолько небывало знойное, что все завидовали Мире Наумовне, которая вот-вот окунется в Черное море. Дедушка Сема загадочно притих, Мира Наумовна подозревала, что он задумал какую-нибудь пакость и долгожданная поездка сорвется. Но он добросовестно отстоял очередь и купил билет в купейный вагон. На нижнюю полку. И даже помог дяде Мише сильно затянуть ремни из толстенной ткани защитного цвета, с деревянной ручкой неизвестно для чего — ведь у чемодана была своя собственная. Но лишняя ручка в дороге не повредит — мало ли что… И даже (сам!) заказал по телефону такси на завтра.

Завтра! Завтра все жильцы выйдут во двор и высунутся в окна — все! И те, кто разговаривает друг с другом, и те, кто не разговаривает. И будут провожать Миру Наумовну в Одессу. Смотреть, как подъехала машина с шашечками и зеленым огоньком, а Мира Наумовна в новом чесучовом платье, вышитом гладью, в панаме (уже курортное настроение) и белых парусиновых туфлях, надетых на белые же носочки, идет по двору, а дядя Миша, пыхтя, втискивает чемодан в багажник. Хорошо бы Нину взяли на вокзал. Она тоже хочет провожать Миру Наумовну в Одессу как можно дольше.

А сегодня — прощальный ужин. Все собрались за столом в комнате. Не в кухне, заметим, как обычно, а именно в комнате, что придает ужину настоящую торжественность. Мира Наумовна раскраснелась, ее глаза блестят, как в молодости. Она слушает, как ей желают счастливой дороги, и счастливого отдыха, и счастливого возвращения. Дедушка Сема не сияет, но ведет себя вполне прилично. Без этих своих штучек. И даже лично подходит к телефону и выслушивает пожелания и напутствия родственников и знакомых, которые не смогли, к сожалению, сегодня прийти по уважительным причинам. Телефон трезвонит беспрестанно, так много народа желает Мире Наумовне счастливого пути.

— Шо вы говорите! Шоб я так жил! — неожиданно восторгается дедушка Сема и даже порывается пуститься в пляс, но, прижатый почти вплотную раздвинутым столом к подоконнику, только слегка подпрыгивает. Все замолкают и поворачивают к нему головы, заинтересованные внезапным взрывом веселья. Может, дедушка Сема уже-таки выиграл в лотерею целый телевизор?

— Ха! Это правда? Вы не ошиблись? Так я вам целую ручки! Такая новость! Такая новость! Ой какое вам спасибо! Шоб вам жить до триста лет!