Борис Годунов. Варианты киносценария

Мережковский Дмитрий Сергеевич

1 Пристав (другому). Алеха, при тебе ли царский указ?

2 Пристав. При мне.

Григорий. Какой указ?

1 Пристав. А такой: из Москвы бежал некоторый злой еретик. Слыхал ты это?

Григорий. Не слыхал.

Пристав. Не слыхал? Ладно. Приказал царь всех прохожих осматривать, чтоб беглого

еретика изловить и повесить. Знаешь ли это?

Григорий. Не знаю.

Пристав. Умеешь читать?

Григорий. Умею.

Пристав. Ну так вот тебе царский указ.

Григорий. На что мне его?

Пристав. А читай, коли умеешь. Вслух читай.

Григорий (читает). «Чудова монастыря недостойный чернец Григорий впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось: отбежал он, окаянный Гришка, к Литовской границе…»

Пристав. Ну вот!

Григорий (продолжает). «А лет ему, вору Гришке, от роду… (останавливается) за 50, а росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое».

Пристав. Стой, стой! Что-то нам не так было сказано…

2 Пристав. Да помнится, сказано было лет ему 20. А волосы рыжие, глаза голубые…

1 Пристав. А ты что же читаешь нам? Забава тебе, что ли? Лоб плешивый, голова седая? (Шепчет про себя). Волос рыжий, глаза голубые… (всматривается в Григория). Да это, друг, уж не ты ли?

Григорий вдруг выхватывает из-за пазухи кинжал. Пристава отступают, он бросается в окно.

Пристав. Держи! Держи!

Оба бегут к двери. Распахнув дверь, опрокидывают кадку. Оттуда вываливается белая громадная туша.

Туша (истошным голосом). Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Да бегут от лица Его все ненавидящие Его…

Пристава (сначала остолбеневшие,

беспорядочно кричат, набрасываются на Мисаила, который валяется на полу). «Да вот он, еретик-то!» «Гришка!» «Да какой Гришка!? Борода, брюхо, какой Гришка?» «Да кто ты, прах тебя возьми?» «Да тот-то где, Гришка-то?»

Один пристав выбежал за дверь, кричит оттуда: «Алеха! Алеха! Сюда иди! Лови энтого! Брось ты черта седого».

Оставленный Мисаил подымается с полу. Видит в открытом окне взъерошенную голову Митьки, который делает ему знаки. Кидается с размаха в окно. Не может пролезть, причитает, ругается. Митька тянет, сзади помогает, сама не зная как, обеспамятевшая хозяйка. (Все происходит очень быстро). Наконец, его просовывают. Слышно, как он шлепнулся за окном, оханье, потом бегущие шаги. Некоторое время в избе только плачущая и крестящаяся хозяйка. Потом опять вбегают пристава. Накидываются на хозяйку. Кричат наперерыв: «Как провалился! Да и коней, коней нет! Коней увел! А этот-то где? Гришка-то? Да какой он Гришка? А чего он в муку залез, коль не Гришка? Ты куда монаха-то дела?» и т. д.

Хозяйка на все отвечает, плача, что знать ничего не знает и ведать не ведает. Пристава набрасываются друг на друга в полной растерянности.

В это время, по лесной дороге, скачет Григорий. Он далеко впереди. На втором коне — Мисаил, распластавшись, держась за гриву, весь еще в муке. Сзади него, на лошадином крупе, трясется Митька, прилепившись. Он весел, ему очень забавно.

Григорий скачет. Мелькнула часовня на Чеканском ручье. Дальше все на некотором расстоянии несутся кони. Наконец они почти вместе.

А вот и Луевы горы. Литва!