Борис Годунов

Боханов Александр Николаевич

Масса строит своё изложение на основании слухов, которые циркулировали в Москве. Однако «слухи» — не документ, его, что называется, к «делу не пришьешь». Это совсем не священное предание, выверенное, проверенное и удостоверяемое Отцами Церкви и святителями. Это всего лишь, как бы теперь сказали, «политический пиар», пущенный в обращение Василием Шуйским, подхваченный и раскрученный другими клятвопреступниками...

Теперь самое время оставить в стороне восприятие ангажированных вполне определёнными идеологическими пристрастными историков, как и всех прочих, и обратиться к самому существу происшествия в Угличе. Восстановить ход событий того дня возможно только на основании

«Следственного дела», где содержится подробнейшее изложение всей диспозиции. Здесь хочется выразить просто восхищение труду реставратора, исследователя и публикатора В. К. Клейна, заботами и попечением которого указанное «Дело» наконец-то и было опубликовано в 1913 году в Москве.

Несколько необходимых предварительных пояснительных ремарок к «Следственному делу ». Дознаватели из Москвы прибыли в Углич вечером 19 мая 1591 года, то есть на четвертый день после происшествия. Первым делом прибывшие из Москвы высокие дознаватели отправились к телу Царевича Дмитрия, находившемуся в церкви Спаса-Преображения. На трупе лежал нож со следами крови — «орудие убийства». Вскоре выяснилось что «кровь убиенного » — на самом деле куриная, которой вымазали лезвие по приказу Михаила Нагого, а нож, его ещё именуют «ногайским »^*^ на самом деле принадлежал роду Нагих и никакого отношения к делу не имел.

Василий Шуйский «со товарищи» внимательно осмотрели тело ребёнка и особенно горло. Порез был очевиден. В указанном храме тело Царевича и погребли 22 мая; погребальный обряд проводил Митрополит Геласий...^*^

Точно неизвестно, как формировался состав следственной комиссии, работа которой началась 20 мая и продолжалась неделю. Можно смело утверждать, что командированным лицам высокого социального ранга доверял не только Борис Годунов, но и Царь Фёдор Иоаннович и вельможи из Боярской Думы.

Членами комиссии стали: боярин Василий Иванович Шуйский, выходец из старой приказной семьи дьяк Елизарий Данилович Вылузгин, окольничий Андрей Петрович Клешнин (Лупп-Клешнин). Митрополит Геласий представлял Патриарха Иова. Дознаватели прибыли в сопровождении отряда стрельцов и большого штата подьячих и писцов, выполнявших всю рутинную организационно-техническую работу.

Вопреки тому, что иногда пишут, Василий Шуйский не был «главой» или «председателем» комиссии; все члены имели равные полномочия. Как отмечал ещё В. К. Клейн, «общепринятый и установившийся взгляд, будто для производства были назначены лица, избранные Борисом Годуновым, ни на чём не основан». Ныне данную точку зрения можно считать прочно утвердившейся в историографии^*^.

Невольно хочется воскликнуть: не прошло и четыреста лет и наконец-то наступило «охлаждение умов»! В своих умозаключениях исследователи вместо слухов и сплетен начали руководствоваться не столько «новыми» документами, каковых со времени Карамзина мало обнаружилось, а принципиально новых — не обнаружилось вовсе, а обычным здравым рассуждением.

Необходимо особенно подчеркнуть, что высокие дознаватели из Москвы прибыли в Углич не только для того, чтобы установить обстоятельства смерти Царевича Дмитрия. Это была только одна часть задачи. Другая, не менее важная, состояла в расследовании причин беспорядков, происходивших в Угличе 15 мая, во время которых были убиты различные люди, и первый по важности среди них — «государев человек» дьяк Михаил Битяговский. Весть о том достигла Москвы 17 мая, и там происшествие было расценено однозначно: это — бунт, измена, которые надо искоренить, выявить зачинщиков и наказать их примерно.

Состав следственной комиссии всегда вызывал много разноречивых суждений. Весьма распространённой

версией была следующая: следователи — «ручные люди» Бориса Годунова, готовые сделать всё, что от них пожелает «хозяин ». Это, конечно, полная чепуха. Надо просто не уподоблять людей XVII века, православных людей, каким-то мелким безбожникам-мещанам, трясущимся от страха не перед Божиим Судом, а перед «начальством» и готовых лгать и предавать, лишь бы гнев влиятельных лиц их не коснулся. Таковые всегда имелись в наличии. Особенно же их много наплодилось уже после того, как в России пала монархическая система. Маленький, серый, запуганный властью советский человечек, каковых была тьма, всегда был готов на всё, чтобы только угодить земным властителям, любому начальнику, даже самого мелкого пошиба...

Членов комиссии к разряду запуганных, безвольных и «ручных» лиц уж никак нельзя отнести. К примеру, трудно себе вообразить, чтобы такой потенциальный противник Бориса Годунова, как Василий Шуйский — за ним ведь была вековая спесь боярского рода, — участвовал в разбирательстве, чтобы прикрыть роль Годунова в злодеянии. Да любая подобная «тайна », что называется, вмиг сделалась бы темой пересудов в боярской среде: сначала — среди «своих», а затем — всех прочих. Так было всегда — высокородная злоречивая человеческая природа неисправима. Так почему же в данном случае стало бы иначе? Годунова надо считать очень недальновидным, недальновидным до примитивности, чтобы предположить, будто он не просчитал подобного развития событий.

В своё время историк И. И. Полосин (1891–1956) обоснованно заключил, что «самый беспринципный, самый отъявленный, самый злокозненный враг Годунова, князь Шуйский самим фактом его назначения в следственную комиссию должен был свидетельствовать непричастность Годунова к угличским событиям »^*^.

Вылузгин Елизар (Елизарий) Данилович являлся старым приказным служакой, получившим чин думного дьяка ещё при Иоанне Грозном в 1583 году. Находившийся тогда в России англичанин Джером Горсей (1550–1626) даже называл Вылузгина «тайным секретарём» Царя. Потом он руководил Поместным приказом^®*, так что входил в круг высшей государственной администрации. Его невозможно воспринимать бессловесной и безропотной марионеткой.

Уместно добавить, что Митрополита Геласия, благочестивого пастыря, умершего в 1601 году, ну уж никак немыслимо, даже теоретически, причислить к лицам, «управляемым » влиятельным Годуновым.

Существует и ещё одна сторона дела, противоречащая тезису о манипулировании расследованием Годуновым. Если даже предположить, что «злокозненный», всемогущий, вездесущий или, как его называл Карамзин, «злой властолюбец» Борис Годунов и намеревался «спрятать концы в воду» присылкой «своих людей», то уж, наверное, не допустил бы открытых следственных действий. Ведь разыскные «мероприятия»: опрос очевидцев и свидетелей, «очные ставки», перекрёстные допросы — всё это происходило прилюдно, на улице, в Угличском кремле, в присутствии не только «Царицы Марии» и членов комиссии, но и множества других лиц. И при таком сюжетном раскладе можно было что-то «утаить»?

Необходимо обозначить одну отличительную особенность всего «узнавательного» процесса, которая являлось исключительной в следственных действиях той поры: к опрашиваемым не применились «пыточные» приёмы дознания. Никого физически не истязали, чтобы добыть «правду». Был один только случай репрессии со стороны следственной комиссии. Во время допроса писаря Степана Корякина им был опознал в толпе конюх Михайла Григорьев, который «Михаила Битяговского и почал бити ». После этого разоблачения конюх был немедленно арестован.