Борода из ваты – пули из серебра. Том 1
Шрифт:
— Этот тоже наказан! Плохо к девочкам относится! За косички дергает!
Дед развернулся к третьему и тот побежал, но не к нему, а прочь к двери. Снежка лежала вся в крови на столе и не реагировала на внешние раздражители. Щелчок, и дед вспомнил, что использовал оба ствола — забыл об этом в боевом угаре. Третий безликий, тот что хотел первым войти в его внучку, уже выскочил в круглую прихожую и схватился за веревочную лестницу. Дернул за нее и посмотрел вверх, ожидая реакции. Обернулся к деду и успел заметить кружащий в воздухе топорик для колки дров, но уклониться не успел. Лезвие воткнулось
Последний противник замахал руками отпустив лестницу и упал на колени. Дед уже был рядом, не было времени на перезарядку, на то чтобы достать патроны из коробки, разбрасывая остальные по полу и отжать стволы, засунуть патрон в патронник нервничая и не попадая. Закрыть ружье и прицелившись выстрелить. Слишком много лишних действий — слишком много важного времени будет потрачено. Дед замахнулся и ударил прикладом. Тупо сверху вниз — Бах! Хрусь! Безликое существо обидевшее его внучку провалилось головой в плащ, а тот рухнул безвольным хламом на землю.
— Двоечник и мразь!
Плащ заискрился и растворился в воздухе, не оставив и следа. О пришельцах напоминали только свисающие сверху веревочные лестницы — путь который привел их в черноту бесконечности. Дед посмотрел верх и увидел, как мелькнула тень на фоне темного неба. Конечно это был капюшон.
— Снежка! Внученька!
Дед засеменил к своей девочке, оставив уборку на потом.
— Они больше не вернутся, родная. Я выгнал их навсегда, дочка!
Он немного лукавил, но сейчас это было простительно.
Глава 3
Слово Лютого
1
Снежка умирала. Он сразу это понял по неестественно тёплому цвету лица внучки. Отбросил ружье и побежал к ней. Побежал к своей девочке, а она теряла кровь, как зима теряет снег весной.
Нет! Нет!
Хотелось пафосно закричать, но дед не кричал, жизнь научила его держать эмоции при себе. Внучка таяла как снежинка на солнце и сделать уже ничего было нельзя. Дед схватил её на руки и потащил на кроватку, там за занавеской у печки, был её уголок со всеми этими детскими штуками. Рисунки на стене — она очень любила рисовать деревья, заваленные снегом, любила рисовать детей и их родителей: словно фотографии они запечатлели лучшие моменты её жизни. Стараясь не поддаваться панике Дед одной рукой отшвырнул одеяло и осторожно положил внучку. Как красная роза на белом снегу она лежала еле дыша, а по простыне неумолимо тянулись в разные стороны щупальца кровавых ручьев.
Дед встал над ней и замычал бессильно, как глухонемой, и Снежка вдруг открыла глаза. Посмотрела осмысленно и улыбнулась через силу, красный ручеек покатился вниз по подбородку и на грудь. Он проследил за ним и слеза неосторожно показалась, пугая ребенка.
— Не плачь, — еле слышно сказала Снежка, — найди другую.
— Нет, — затряс дед непокорной головой, борода красным поленом как маятник качалась вправо-влево. — Нет. Мне не нужна другая. Мне нужна ты, родная Снежка. Всё будет хорошо.
Она слабо улыбнулась и покачала головой, не отрываясь от него взгляда. Если бы он мог накормить ее жизнью,
— Что они сделали с тобой?
Она не боялась умереть, уже не боялась. Когда осознаешь, что всё, конец, — страх уходит. Наверное. Но говорить она ещё могла. Тихо, еле слышно, хрипя, но могла. Дед наклонился, выставив правое ухо из копны седых волос — слушал её и кивал, соглашаясь. Она права, она всегда права его малышка. Несмотря на свою юность Снежка всегда говорила мудро и Дед ее внимательно слушал.
2
Когда она ушла дедушка ещё долго сидел у кровати, на которой уже не было тела и только красное пятно напоминало о той, кто здесь умирал. А также синий полушубок и шапочка на вешалке. Они ждали хозяйку, которая больше не придёт. Никто больше не наполнит самовар щепками и водой, никто не заварит трав, никто не поддержит его, когда тёмной ночью накатывает депрессия и хочется идти наверх и убивать всё что движется. Никто не будет идти с ним сквозь непогоду в час Х и хватать смеющихся детишек. Подсказывать ему нужные слова и водить хороводы вокруг Ёлки. Сам. Теперь всё сам. Но она ведь и это предусмотрела, верно? Маленькая холодная хозяйка. Никто в шутку не назовет его «ватным» и не будет хохотать, пока дед багровеет от злости.
— Я — Лютый, — сказал он вслух, так чтобы голос гремел как гром во время ливня, но вышло жалкое блеяние. Дед встал посреди опустевшего дома и зарычал во всю мощь, подняв голову, сжимая пудовые кулаки. Мускулы на руках налились и взбугрились как большие мясные шары. Лицо покраснело от притока крови. Окровавленная борода дрожала. Если бы его дети увидели сейчас доброго дедушку, то испугались и не узнали бы того, кто приходит раз в году.
— Куру-курру-куру! — кричал Дед и на этот раз его голос гремел, как тому и положено, даже сильнее. «Куру-курру-куру!» — боевой клич наполнил дом от донышка до самого горла. Пора было собираться в дорогу.
3
«Ты помнишь, где всё лежит, ватный маразматик?! — спросила она, отхаркивая кровь и он улыбнулся. Конечно, он помнил. Наклонился и потянул в сторону квадратный индийский ковер с зимней картинкой, открывая крышку люка. Ручка лежала в углублении, не выделяясь и не выдавая себя, даже если гость стоял прямо на ней. Дед наклонился, ухватился за нее и поднял крышку, открывая черное зево подвала. Совсем не тайного, но и чужим знать о нем не нужно. „Там ведь 'закруточки“, — говорила Снежка и смеялась, чуть не плача, размахивая кухонным ножом, — Ты ведь не хочешь ими делиться, старичок?»
Конечно он не хотел делиться малиновым вареньем, которое очень любил, консервированными огурчиками, помидорчиками, грибочками (которыми он всегда боялся отравиться, а внучка смеялась над ним) и его баклажанчиками.
Теперь это было не важно. Больше никто не сделает новых запасов, баночки будут уменьшаться и уменьшаться пока не исчезнут совсем.
Дед встал на одно колено и нащупав выключатель, нажал на него — не хотелось расшибиться, ведь никто не поможет. Загорелась лампочка, качающаяся на проводе («лампочка Ильича», — говорила Снежка) и осветила бетонные, холодные как могильные плиты ступеньки.