Бородино
Шрифт:
Это была атака 30-го линейного полка под командой генерала Бонами. Французы вдруг разом появились отовсюду – лезли через амбразуры, перепрыгивали через вал. Из-за грохота орудий в редуте не было слышно ружейной стрельбы, которую вела по французам русская пехота, занимавшая выкопанные у подножия кургана волчьи ямы, так что появление неприятеля воспринималось совершенно «как из-под земли!». Артиллеристы схватились кто за что. Однако рукопашная вышла короткой – артиллеристы частью были убиты, частью разбежались. Французы в упоении бросились дальше, выбежали за редут ещё на сто шагов. Увидевшие их русские батальоны вдруг… бросились бежать!
Бонами
– Поздравляю вас, генерал! – сказал генералу Бонами капитан Фавье, тот самый, который накануне привез Наполеону дурные вести из Испании, а в день битвы пошёл в атаку с 30-м полком, чтобы доказать императору, что в Испанской армии нет трусов. – Это удивительная атака, и она наверняка будет щедро награждена – вы выиграли для императора битву!
Бонами довольно улыбался. Он поступил в армию во времена республики, ещё в 1798 году был произведён в бригадные генералы, но в 1800 году, после Маренго, его изгнали из армии, обвинив в краже и взятках (на самом деле причиной изгнания было то, что родиной генерала была Вандея, и Бонами подозревали в связях с мятежниками). Только в 1811 году его вернули в армию – перед походом в Россию Наполеону нужны были все. Хотя фамилия Бонами и означает «добрый друг», но генерал характер имел скверный и демонстрировал это, не стесняясь: когда Бонами, чей полк стоял в Любеке, решил посмотреть спектакль в местном театре, он распорядился гнать с лучших мест из ложи мэра и начальника любекской полиции, и адъютант сделал это. Из-за этого у Бонами тоже начинались было какие-то неприятности, но за подготовкой, а потом и за самой войной императору всё недосуг было его как-то наказать. Теперь же, думал Бонами, такая удача спишет ему не только любекского мэра, но и много чего ещё авансом!
– Да, вот таков генерал Бонами! – пророкотал он. – Не знаю, как император обходился без меня десять лет – может, потому ему и пришлось туговато при Прейсиш-Эйлау и Эсслинге, а?!
И он захохотал. Бонами был высокий, плотный, краснолицый здоровяк. Ему иногда говорили, что он похож на вождя шуанов Кадудаля, расстрелянного много лет назад, но говорили это редко – всё же про Кадудаля, знаменитого врага Наполеона, не стоило лишний раз вспоминать.
Между тем, Бонами был похож на Кадудаля не только внешне, а и внутренне: невероятное упорство, безрассудное желание вцепиться в горло жертве, а там будь что будет, умение пользоваться благоприятным мгновением, которое он угадывал каким-то наитием – таков был, по рассказам, Кадудаль, и таков же был Бонами.
Дивизия Морана, вместе с которой пошёл в атаку 30-й линейный полк Бонами, направлялась на полки 7-го корпуса, стоявшие слева от редута. Но по дороге Бонами вдруг увидел, что редут совершенно затянут дымом, и в голову ему пришло, что за этим дымом из редута, должно быть, совершенно не видно, что творится на поле, внизу, под редутом.
– 30-й линейный, за мной! – скомандовал Бонами, и его полк отделился от основной массы войск. (Этот момент ещё видел из редута Раевский, но потом дым закрыл от него картину).
Бонами вёл полк на грохот русских пушек. Из волчьих ям палили русские стрелки, но быстрый шаг 30-го линейного не позволял им перезарядить и русские умирали на штыках. Бонами мельком удивился тому, что никто из них не пытается спастись. Но раздумывать дольше над этим было некогда – Бонами боялся, что в дыму потерял направление. Однако подъём становился всё круче –
– За мной! За мной! – прокричал он, надеясь, что хотя бы те, кто вблизи, услышат его.
Солдаты карабкались по скату, хрипя и ругаясь. На крики «Да здравствует император!» не хватало ни сил, ни дыхания, но и это оказалось хорошо – этот крик мог предупредить русскую пехоту, стоявшую возле редута, и она могла подоспеть на помощь своим.
Пушки русских стреляли вдаль и Бонами понял, что русские и не подозревают о них. Он подобрался к самому валу, к амбразуре. Оттуда полыхнуло огнём и жаром, и сразу после этого Бонами прыгнул через амбразуру внутрь! Двое русских, перед которыми он появился с саблей в руке, в рубахах, а не в мундирах, потные, несмотря на холодный день, в копоти, в крови и земле, смотрели на него круглыми глазами и ничего не успели – ни защититься, ни убежать.
– Я, Бонами, взял этот редут! – кричал генерал. – В первой же атаке взял главный пункт русской позиции! Удавалось ли такое кому-нибудь из тех, кого император сделал маршалами, герцогами и князьями?! А?!
– По правде говоря, удача редкая… – признал капитан Фавье. – Всё счастье было на нашей стороне!
– А, и вы это понимаете! Вот что значит разговор умного человека! – воскликнул Бонами. – Как долго я ждал этого шанса! Я уж думал, он никогда не наступит!
– Вы знаете, – он вдруг наклонился к Фавье и голос его приобрел доверительные нотки: – А я ведь родился 18 августа, хоть и не в один день с императором, но всё же – какие-то три дня разницы! И моя карьера шла отлично, после Маренго я вот-вот должен был стать дивизионным генералом, и тогда я не бегал бы в атаку, а посылал в неё! Но проклятые враги! Теперь-то они заткнутся!
– О да, – сказал Фавье. – Теперь их никто не будет слушать…
Фавье не знал, на чём сломалась карьера Бонами, да ему было и всё равно. Битва принесла Фавье облегчение: за тот месяц, что он ехал по Европе с плохими вестями для императора, он изрядно устал душой – нет человека грустнее, чем солдаты разбитой армии.
При этом Фавье понимал, что русские вот-вот придут в себя. Понимал это и Бонами.
– А, капитан Франсуа! – вскричал Бонами, увидев одного из своих офицеров. – Рад видеть вас в живых! Прикажите укрепить редут!
Франсуа, только что получивший от русских канониров пару ударов прибойником по голове, пытался придти в себя. Наконец, он оглянулся.
– Сомневаюсь, что нам это удастся… – проговорил Франсуа. – Может, в начале боя это и было похоже на редут, но теперь это не похоже ни на что…
Он был прав: от действия своей и неприятельской артиллерии, от постоянной дрожи земли скаты вала осыпались, разбитые туры перекосило. Внутренность редута с тыла изначально была кое-как прикрыта частоколом, но и он сейчас был сильно повреждён, из-за чего Франсуа не мог понять даже то, было ли это укрепление вообще закрыто сзади или это всё-таки был люнет.
– Надо немедленно послать за артиллерией! – сказал Бонами. – А пока подкатите к скату русские пушки – у нас же найдутся люди, которые знают, как из них стрелять?
– Такие найдутся, но боюсь, что у русских осталось немного зарядов… – ответил Франсуа. – Но почему за нами никто не идёт? Как так вышло?
Втроём – Бонами, Франсуа и Фавье – они подошли к переднему фасу редута и посмотрели вдаль, на то поле, по которому только что пришли сюда. В дыму кое-как виделись линии каких-то войск, занятые стрельбой и маневрированием.