Бороться и искать
Шрифт:
– Выходной воскресенье. Работаешь до школы, с девяти утра до восьми вечера. С часу до трех - обед. Оплата - двести фунтов в неделю. Деньги будешь получать вместе с матерью в банке. Но скрываться больше не надо, обстоятельства переменились. Сейчас свободен, приступишь завтра, - у него хватает денег, а для Томпсона это шанс. Шанс не закончить свою жизнь в тюрьме, или наркоманом. Шанс для его братьев и сестер на лучшую жизнь. Шанс, который так многие могут дать, но предпочитают не обращать внимания. А деньги… А что деньги, он же не сможет забрать их с собой в могилу. И он не калека, не тупица, чтобы не суметь возместить все потраченное. Зато, ему не стыдно перед самим собой, а это куда важнее.
И для Гарри потянулись его обычные будни. Ранний подъем, зарядка, легкий завтрак, и круг почета по репетиторам, от которых он возвращался уже вечером. Затем душ, немного домашних заданий, и отбой. Какие-то занятия он сократил, ибо они становились бесполезны, в свете новой политики школы. Какие-то - увеличил, потому что из-за запрета Помфри и Снейпа наоборот, отставал. Приятным дополнением было то, что больше не было нужды прятаться
На календаре было 29 июля…
* * *
Он лежал на боку и не мог открыть глаза. Такое ощущение, что они завязаны. И не мог пошевелить руками, как будто кто-то привязал их за головой. И в этой темноте слышалось не только его испуганной учащенное дыхание, но угадывалось присутствие кого-то еще. Когда он уже открыл рот, чтобы услышать хоть какой-то звук, то поперек губ лег палец, и возле уха раздалось «Чш-шшш». Тут же с другой стороны раздался легкий смешок. От этого звука волоски на теле встали дыбом. Ощутив внутреннюю дрожь, теперь уже тот, кто был первым, успокаивающе прошептал «Тс-с-с», и мягким движением погладил по плечу, и вверх, до самой кисти. А руки не были привязаны! Он просто не мог ими пошевелить! Одновременно дал о себе знать и второй. Только его рука мягко погладила по боку, спускаясь на бедро. От этих движений он снова задрожал, только страха было намного меньше. Опять ощутив дрожь, Первый легонько подул на ухо, вызвав мурашки, а Второй запустил руку в его волосы, мягко массируя кожу головы, от чего он моментально успокоился. Почувствовав, что он расслабился, Первый невесомо поцеловал в бровь, в скулу, в кончик уха и сразу подул на него, заставив поежиться. Второй присоединил и вторую руку, едва не заставляя от удовольствия мурлыкать. Постепенно руки Второго перешли на затылок, вызвав глубокий вздох удовольствия, от чего смешок издали сразу оба. Пока Второй смещался к шее и плечам, Первый начал гладить талию и бедро, потихоньку усиливая нажим. Он даже не понял, когда исчез страх, и стало появляться удовольствие от действий этих двоих. Иногда Они задевали какие-то места, от прикосновения к которым у него вырывались вздохи удовольствия, слыша которые, Они издавали одобрительные звуки. В какой-то момент его повернули на спину, от чего удовольствие стало только полнее. Теперь к поглаживаниям рук присоединились и легкие поцелуи, доставлявшие столько же удовольствия, сколько и руки. И вдруг Они пропали! Захныкавший от неожиданности, он с готовностью приоткрыл рот, когда к нему прижались губы. Это уже не был тот легкий поцелуй, которые были до того. Это был поцелуй-изучение. Чужой язык изучал его рот, даря уже не просто удовольствие, а наслаждение. За этим занятием он совсем забыл про Второго, или Первого? Причувствовавшись (а как еще это назвать?!), он решил, что целовал его все-таки Первый. И тут его выгнуло дугой - Второй прикусил его сосок, от чего тело пробила судорога, из-за которой в теле появилось какое-то напряжение. Ощутив его реакцию, и Первый, и Второй одинаково хмыкнули. Теперь они не церемонились. Они касались его в самых неожиданных местах, целуя, облизывая и кусая. Они могли погладить, и тут же поцарапать или укусить это место, от чего он только вертелся, пытаясь ускользнуть и одновременно подставиться под следующее прикосновение. Один мог целовать его, выпивая дыхание, а другой мог прикоснуться к какому-то месту, от чего он только жалобно стонал. Но ни звука не вырвалось наружу - все утонуло в поцелуе. Уже не было той осторожности, что в первые минуты, не было его страха, все заменило собой слепящее удовольствие. Его кожа стала горячей и влажной, по ней так сладко скользили руки его мучителей! Они тоже не были равнодушными участниками - их кожа так же покрылась испариной, и в какой-то момент просветления он сообразил, что что-то горячее, твердое и влажное, что задевает его - это совсем не посторонний предмет. От понимания, что к нему прикасаются мужчины, он едва не сорвался, но ему не дали этого сделать. Второй пережал основание его члена и укоризненно поцокал языком. От такого надругательства над его телом и чувствами он только жалобно захныкал. Но мучители только смешливо фыркнули на это возмущение. На минуту его оставили в покое, впрочем, не отпуская члена, хотя он слышал, что такое нелегко далось и им, судя по шумному дыханию. Когда его сердце перестало предпринимать попытки выпрыгнуть из груди, ласки продолжились. Когда оказались свободны его руки? Этого он уже не помнил. Но зато наслаждение стало просто невероятным, когда он мог тоже погладить, сжать, прикоснуться или запустить ногти в чью-то плоть, провести по ней, оставляя царапины, когда по телу от укуса Первого или поцелуя Второго прокатывалась волна электрического тока. Но эти гады никак не хотели прикоснуться к нему в самом важном месте! Он пытался поласкать себя сам, но его руки перехватывались, не пуская к себе. Он пытался притянуть к себе их руки, но они прикасались к нему где угодно, кроме того места, где были нужнее всего! Он метался по постели, задыхаясь и не имея возможности… возможности… ну, пожалуйста! Сделайте хоть что-нибудь!!! Но его палачи только хмыкали, сжимая его член, не давая получить то, к чему он так стремился. Он уже сходил с ума, когда Первый стал спускаться по его телу цепочкой поцелуев, приближаясь к его паху. Вот ощущение прикосновения пропало, а потом он едва не завопил от того, что вокруг него мягко сомкнулась ладонь, слегка надавливая, сдвинулась вниз, и на головку подули. Теперь только руки Второго не давали ему упасть с постели, так он
… и открыл глаза. Неловко выпутался из одеяла обмотанного вокруг вспотевшего тела и зажатого между ног, об которое он до сих пор терся, и по которому расплывалось влажное пятно. Пролежав так неизвестно сколько времени, ожидая пока судорожное дыхание и не менее судорожное сердцебиение хоть немного успокоятся, он взмахом руки наложил на себя, пижаму и постель очищающее заклинание, даже не подумав о возможных проблемах с Министерством магии. Заставив двигаться свое непослушное от накатившей истомы тело, он отполз к изголовью, свернулся там клубком и опять замотался в одеяло, оставив снаружи только нос. В пустой, после пережитого наслаждения, голове была только одна мысль:
«И ЧТО ЭТО БЫЛО?!»
Часть четвертая.
Пролог
– И?
– Это странно, Милорд. Такое впечатление, что каждый год под Оборотным учиться совершенно другой человек, с совершенно другим характером и складом ума. Каждый год другой. Вы были правы, говоря, что Поттер не так прост. Но в чем дело, пока не ясно. Для выяснения необходимо полноценное расследование. А спросить я не могу. Я для всех всего лишь школьный учитель. Да, я Мастер Зелий, но о том, что я еще и лорд Принц никому неизвестно. И я не хочу это пока афишировать. Что про мальчишку расскажет Прюэтт, надо спрашивать у Люца.
– Люциус?
– Пока рано о чем-то говорить. Прюэтт только что забрал мальчика от родственников, с которыми тот изъявил желание пожить. Сейчас слишком опасно на чем-то настаивать, слишком недавно был его срыв, как бы не спровоцировать новый. Но отчитаться Прюэтту придется, Совет Аристократов наконец-то сподобился выйти из спячки, тем более, после вскрывшихся фактов. Как только это случиться, я сразу вам доложу.
– Что с Министерством, Люциус?
– Ваша тактика и подбор людей дали результаты, которых мы и не смели ожидать. Невероятно! Почти треть служащих - это родственники, пристроенные на теплые местечки, и просто протирающие штаны, ничего не делая, но получая за это неплохие деньги. Там сейчас шерстят всех, без разбора. Проверяется все: личная переписка, счета, доходы, имущество. Правда, не всегда получается наказать так, как хочется, иногда приходиться идти на уступки. Потому что, если мы выгоним всех, кого поймали за руку, то на оставшихся ляжет совершенно непомерная нагрузка.
– Что в аврорате, Макнейр?
– То же самое и в Аврорате. Но там дела намного более серьезны. В отличие от Министерских, где Веритасерум глотают только начиная с начальников отделов, там сывороткой поят всех, начиная с уборщицы, и заканчивая его главой. Те, кто внезапно ушел в длительный отпуск по разным причинам, увольняются сразу с последующей проверкой. Нет, бывают и реальные случаи, но там своя система. Аврорам приходиться проходить не только Сыворотку Правды, но и физические и психологические тесты. Если стандартный уровень подготовки авроров смогли пройти 97%, то психологическую устойчивость - только 61%! По состоянию здоровья удалось выпихнуть на пенсию Грюма, хотя жаль, что не удалось напоить его Сывороткой. Сколько бы он нам мог тогда поведать!
– А почему не напоили?
– Руквуд не сдержал своего любопытства.
– Не рискнули. Одно дело Скримджер, Глава Аврората, пройдоха и плут, и совсем другое - заслуженный аврор, ветеран войны, человек без страха и упрека. Дело и так двигается со скрипом, а если мы бросим тень сомнения на такого достойного человека, то бунт нам будет обеспечен. Слишком многие теряют слишком многое, чтобы перегибать палку.
Люциус что-то вспомнив, поднял голову. Волдеморт тут же перевел на него взгляд.
– О! Милорд! Хорошо, что когда поили сывороткой отдел международных отношений, дежурным тогда был я, и мне удалось не дать этому выйти наружу! Я обнаружил Барти Крауча - младшего!
– Он же мертв! Умер в Азкабане!
– раздался удивленный гул голосов Ближнего круга.
– Нет. В память о супруге отец вытащил сына из тюрьмы, и наложил на него Империо. Хорошо, что я там присутствовал и смог вовремя отреагировать! Так что теперь об этом знают только я, Крауч-старший и Барти. Вряд ли стоит ожидать, что Крауч заговорит - за подобное ему самому светит Азкабан.
– И где теперь Крауч-младший?
– В моей квартире в Лондоне. Вряд ли Дамблдор и Ко смогут даже предположить, что у меня таковая есть.
– А как дела у Визенгамота?
– Плохи дела у Визенгамота, - Нотт недобро ухмыльнулся.
– Ой, как плохи! Они на волне поднявшегося скандала тоже решили проявить активность, и проверить все дела, что велись Дамблдором. Теперь они выдирают те немногие волосы, что у них остались после оправдания Блэка. Им приходиться смягчать наказание каждому третьему, а перед каждым четвертым - извиняться, выплачивать компенсацию за несправедливое осуждение и выпускать! Конечно, таких больших сумм, как Блэку, больше не назначают, но тогда думали, что это единичный случай, и хотели подчеркнуть свои извинения. А теперь уважаемым судьям приходиться уже оплачивать часть из своего кармана, что отнюдь не добавляет директору популярности у них, которого они без колебаний единогласно сняли с поста председателя. Но и это не все. В Совете Аристократов ходят слухи, что у Прюэтта есть какие-то бумаги, которые окончательно могут лишить директора его авторитета.