Борщ для эльфа
Шрифт:
Ушастого донжуана торговец поначалу брать с собой не хотел, но набитый монетами кошель сделал свое дело.
— Что, сбежать решил? — буркнул гном, когда телега уже выехала за город и покатила по проселочной дороге. — Так неустойку-то по решению суда Юнда все равно через банк получит! Эх…
Бородач сплюнул на дорогу, даже не повернув головы к бледному от ужаса Вилли.
Эльф только сейчас сообразил, как выглядит его очередной взбалмошный поступок в глазах всего поселка. Он ведь даже записку не догадался оставить, поскольку и во флигель к себе не зашел переодеться,
— Я не сбегаю! Я все свои вещи оставил, — попытался Вилли оправдаться перед незнакомым ему гномом. Особо как-то с поселковыми он дружбу не заводил, хотя и прожил тут, почитай, все лето.
— Ага, — скептически хмыкнул возница. — Еще скажи, там у тебя мешок денег. Золото-то небось забрал, да и банковскую книжку, а тряпки — они и есть тряпки. Разве что старьевщик за них серебрушку даст. Опозорил бабу и в кусты, одно слово — ельф!
— Да я!.. Да я жениться на ней хочу! Я за кольцом… — Вилли, задыхаясь от возмущения, чуть не слетел с возка, все же сидеть на гладких глянцевых тыквах и экспрессивно махать руками было небезопасно. — Вот как у вас гномы сватаются? Не так ведь, как этот ваш Парамонтий, а по-настоящему? Чтобы поняла, что всерьез и люблю!
— Ох ты ж! Тпр-р-ру! — Торгаш аж телегу остановил и развернулся к эльфу всем корпусом. — Всерьез ли? И прямо любишь? Да шоб жила золотая не у соседа в огороде выперла! Дела-а-а… Поспешать, парень, надо! Только вот у меня контракт. Рассыпем тыковки — и неустойка там у-у-у-у…
На счастье Вилли, он помнил формулу заклинания, которое собирало в кучу предметы и помогало им не рассыпаться. Уж зачем она была эльфу, но сейчас в памяти всплыла.
— А рассыплются, так я неустойку сам заплачу! Гони! — велел он проникшемуся важностью момента гному. По блестящему конскому крупу хлестнули вожжи, и телега рванула в сторону гномьей столицы с максимальной скоростью.
Глава 16
Сватовство эльфа
Слухи по поселку разносятся быстро. И сплетня, что заезжий эльф вдруг сбежал, даже не отработав положенного, а еще и неустойку не заплатил, как лесной пожар разошлась среди местных жителей.
На следующий день поутру у дома Юнды уже собралась небольшая толпа сельчан во главе с торжествующими Камнегрызловыми. Ждали только поселкового старосту, который почему-то задерживался.
— Лучше добровольно бумаги на отказ пиши! — визжала Шунявка. — Суд-то такую, как ты, нипочем в опекунах не оставит! Моя правда будет! Не стесняясь детей, полюбовничка завела! У меня и свидетели есть. Ишь, за подарки продалась. Украшений ей, бессовестной нищебродке, захотелось… Цаца какая выискалась!
Юнда, вышедшая на крыльцо на шум толпы, затолкала детей обратно в дом и решительно встала в закрытых дверях, намереваясь чуть ли не врукопашную отвоевывать своих девочек.
Она проплакала всю ночь, увязывая узлы и понимая, что надо уходить. Бросать нажитое на потраву жадным Камнегрызловым было не жалко. Лишь бы детей не отобрали.
От Вилли она такого бегства не ожидала. Конечно, своим фальшивым предложением эльф сильно испортил ей репутацию. Она надеялась,
Поступок эльфа перечеркнул все, как бы подтверждая гнусные слухи и лживые наговоры мерзкой Камнегрызлихи. Гномы решили забрать ее детей!
— О, вот и господин староста идет! — Шунявка расплылась в довольной улыбке, чувствуя себя хозяйкой положения. — Сейчас вылетишь из нашего дома в чем есть! Имущества тут твоего нет! Только бедненьких сиротиночек. Твои только серьги срамные, эльфом дареные! Чего же не надела-то?
Тетка испытывала большое разочарование, не увидев в ушах Юнды тех самых сережек.
Староста действительно шел, но как-то странно. В руках он нес большой чуть мятый лист бумаги и то подносил ее к глазам, то начинал обмахиваться ей, как веером. Мужчина неверяще всматривался в буквы на гербовом листе, потом, споткнувшись о какую-нибудь выбоинку на тропе, переставал пытаться осознать написанное и торопливо стремился поделиться небывалыми новостями со взволнованной толпой посельчан.
— Это… — вытерев рукавом испарину с красного от спешки лица, заявил он, пытаясь отдышаться, — идите уже по домам! Вот! И ты, Юнда, не переживай, мне тут бумага пришла официальная. Аж оттуда! — Он ткнул пальцем в небо, словно ему написали из небесной канцелярии. — Живи, значит, спокойно с девчонками своими! Вот и весь сказ.
— Ты што, ошалел?! — Шунявка раздулась, как важная жаба на болоте. — Никак с похмела не поймешь, чего мелешь? Какая бумага?! Не может эта вон маленьких детей опекать! Да она ж…
— Ты, Сумок, охолони жену! — разозлился староста на такое непочтительное обращение при всем честном народе. — Я все же власть и мигом вам штраф выкачу за поклеп на должностное лицо при исполнении! Ишь, с похмела я, видите ли! А если и принял вчера чуток, то это не значит, что читать разучился. Говорю же, бумага официяльна, из самой столицы. Вон чо пишут.
Он развернул документ и потряс им перед толпой.
— Эльф-то аж в магистрат прорвался и потребовал память, значит, ему перерыть на предмет, ну, сами понимаете. Вот прислали, значит, что ничего там нет. Не виновата, выходит, Юнда-то. А еще пишут, что он жалобу подал на Парамонтия, значит, и на вас, Камнегрызловых, что вы клевещете почем зря на него и на его работодательницу. То есть вон ее, Юнду. Так что в суд вас вызовут! Досплетничались. Ладно Шунявка, язык без костей. А выходит, и Парамонтий тоже соврал. Тьфу!
— А чего ж тогда получается — ушастый еще вернется? — раздался резонный вопрос кого-то из гномьих теток.
— И вернется, и неустойку уплотит по нарушению контракта! Все чин чинарем, — подтвердил староста и снова помахал бумагой, на которой блестел красный оттиск официальной гербовой печати столичного магистрата. — Так что расходимся уже. Чего? Своих дел нет? Яблоки вон созрели. Паданцы-то только свиньям пойдут.
Яблоки, из которых многие варили сидр, были важнее, и, обсуждая небывалые новости, гномы пошли по домам, обходя широкой дугой замершую в ступоре чету Камнегрызловых.