Шрифт:
от автора
Кочегарами окрестила военная авиационно-техническая молва бортовых инженеров стратегических самолётов. На одном из них – «Ту-95» – я вволю покочегарил. Вместе мы довольно побороздили неба и так подружились крепко, что не расстались даже после того как ракетоносец порезали, и он перестал реально существовать. Каждую ночь после того самолёт стал прилетать ко мне в снах. В них наша прежняя жизнь нашла своё продолжение. В частых беседах дружеских возникла общая идея писать.
Представляем вам одну из написанных
«Ту-95 ВКМ» бортовой номер 85
и Владимир Жуков
Про кочегара Шухова и полкового особиста Сашулю
И особист наш Федя,
Неутомимый наш,
Ещё тогда приметил
И взял на карандаш.
В. Высоцкий
Авиатор то, что наш военный не обычный человек советский, а особенный – я понял сразу в ВВС, когда попал на службу. В чём особенность его? Во многом. В каждой выходке. В повадке каждой проявляется своё, но я бы всё же выделил из качеств разных удивительно здоровый юмор, тонкий, едкий и забавный очень.
Юмор Богом был, водой живою в самых разных ипостасях жизни технарей и летунов советских. Ну, а я, как человек весёлый, рад безмерно был, попал к своим что.
В авиации в серьёзной Дальней мне летать пришлось. Наш полк гвардейский на Кавказе, в Чу, стоял, и сразу, только прибыл в часть, как был приятно атмосферой удивлён, в которой юмор скрипку основную правил.
Взять набор обозначений метких. Вот пример один. Творец сих строчек занимал бортинженера должность, а молвой был окрещён народной – кочегаром, угольком, лопатой, заправляет что в полётах вроде. Занимательно довольно, правда?
Тонкий сленг не обошёл вниманьем никого и ничего, всё точно обозначив, подчеркнув особо то как раз, что характерно боле.
По СД – чумазой службы самой представители зовутся просто – помазками, а сама их служба – помазковой быть должна, выходит. Служишь в части, термояд какая под землёю хоронит, то, значит, быть тебе «глухонемым», и всё тут, то есть тем, кому секреты, тайны полагается хранить особо, на замочке рот держать хорошем, обязательно какому надо. Командира корабля помощник «деревянным» окрещён «предметом». Кресло лётчика зовётся «чашкой». «Чашка первая». «Вторая чашка». Офицер по РПД – «помеха».
Замполитов-брехунов, понятно, обойти не мог военный юмор, взяв за правило хапуг болтливых исключительно клеймить обидней и презрительней, как можно только. Барабашки, Чебурашки, Чушки, Винни-Пухи и т.д. Сей список бесконечно продолжать возможно.
А в другой же невеликой группе, контрразведчиков в виду имею, юморок не проявил особо вширь способности свои большие, окрестивши особистов скудно именами, что и так имеют, уменьшая их порою только.
Вот пример – Иван Иваныч Дудкин.
Исключением в том плане не был Давыденко Александр Иваныч – особист наш полковой – Сашуля. Вот, пожалуйста, прошу, знакомьтесь – контрразведчик, капитан. Мужчина и душою, и на вид приятный.
Он обслуживал наш полк гвардейский стратегический, как раз в котором кочегаром довелось служить мне.
Дислоцировалась часть на юге, как уже я вам успел заметить, в городке известном мало, в тихом, где избит был в прошлом веке Пушкин, а в двадцатом – генерал советский, знаменитый испытатель-лётчик. Вот значительные все событья… Но оставим тихий Чу в покое и вернёмся к особисту Саше.
В день погожий тот, хороший, летний, он проснулся от чего-то рано. В шесть утра. Хотя вставал обычно в девять, в десять, а порой – и позже.
«Отчего же так?» – спросил себя сам и услышал вдруг молящий голос, из души глубин ворчал который, из загадки непонятной русской.
– Очень, Сашенька, хочу напиться! Так хочу, что трепещу в ознобе!
И молчок. И ни словечка больше ни единого. Приказ как будто.
И чего-то покривился Саша. Заругался про себя сурово. А хотя ведь, разобраться если, что особенного в том желаньи мужика, какой в соку, при силе, у которого в полку начальства непосредственного нет тем паче?
Это так, но незадача только в том была, что предстоял серьёзный слишком день. Какой? О том узнать чтоб, предлагаю разговор подслушать, контрразведчик вёл с душой который, с недовольною серьёзно чем-то.
– Ну и шельма ты, однако, всё же! Прошмандовка! Не назвать иначе! Кочевряжишься чего так с рани? Почему перепоганить хочешь день ответственный такой безмозгло? Что, не знаешь, прилетает нынче из дивизии «Антон» с начальством? Можно разве мне его под мухой, бестолковая, встречать? Да нет же! Понимать должна: нельзя. Ведь, если обнаружат алкоголя запах, обвинят в неуваженьи крайнем. Скажут: «Вот, с утра один нажрался! Чуть маленько подождать не может, алкоголик!». Нам такое нужно?
А загадочка губу надула:
– Ну чего ты так, Сашуля-Саша! Не почует подполковник вовсе ничего. Он как всегда поддатый прилетит – ходить к попу не надо. Остограммится ещё в «Антоне». Ты упрямишься совсем напрасно.
И к душе своей Сашуля снова:
– Ну не дуйся ты. Совсем немного, дорогая, подожди. И так ведь запланирован гай-гуй на вечер. Вот и пей тогда, хлебай хоть лопни, отговаривать, клянусь, не стану.
Но молчит, сопя, душа-злодейка, и Сашуля к уговорам снова приступил, в себе боря досаду:
– Или должность надоела, может, наша сладкая? Ответь, загадка. Или, может, ты податься хочешь в пролетарии Страны Советов? Доиграешься, гляди, голубка! Как протурят от кормушки сытной, так и горюшка хлебнёшь от пуза, разберёшься после, фунт где лиха, где изюма благодатный центнер. Заревёшь тогда, завоешь, шельма, только без толку, обратно хода из несчастия не будет в счастье. Но молчит, сопит душа, одно всё. Хмурит бровушки, хрипит: