Босиком по Нью-Йорку (сборник очерков)
Шрифт:
Утром они появились в зале ожидания. Их долго не вызывали. Гарик пошел в туалет и долго не возвращался. Вдруг дверь отворилась, и оттуда ее сына вывели с заломленными за спину руками – переодетый охранник заметил, что Гарик в туалете нюхал героин. Явилась полиция, и Гарика увезли в тюрьму. Мать упала в обморок.
Это была первая тюрьма в его жизни. Он побывает там еще. Но уже во второй раз Татьяна сама позвонит в полицию и попросит: «Я знаю, где он сейчас находится. Прошу вас, арестуйте моего сына!»
В тюрьму Татьяна привезла сыну одежду и туалетные принадлежности. За решеткой Гарик пробыл два месяца. Он прошел курс детоксификации, принимал методон. Вышел на свободу, заметно поправившись, не то, что раньше – доходяга, ткни пальцем – упадет. Его выпустили с условием, что он пойдет на специальную лечебную программу. День освобождения, однако, выпал на пятницу. В субботу и воскресенье в клиниках мало персонала, новых клиентов почти не принимают. Гарик томился дома, полистал и отбросил в сторону книжку...
– Он попросил деньги на кино, и я, любящая идиотка-мать, сразу дала! А ночью, помню, он ходил, как лунатик, по квартире, с вытаращенными, ничего не видящими глазами. Ударился о косяк двери, расшиб голову и упал. Я прощупала пульс – сто восемьдесят! Не знаю, как его сердце такое выдержало.
Она умоляла его идти лечиться, сын соглашался. Они попадали в очередной госпиталь. Татьяна отдавала Гарику сумку с вещами и бежала на работу, а оттуда снова к нему. Однако через несколько дней Гарик опять появлялся на родном пороге.
– Почему ты сбежал?
– Там один нарколог заставил мыть стены, я сказал, что не могу – болит позвоночник. Он начал на меня орать, и я его послал...
В другой лечебнице Гарика никто не заставлял перетруждаться, но он сам не выдержал: выскользнул на улицу, купил героин и попытался пронести его обратно, за что и был изгнан. В третьем ему не понравился тон врача, в четвертом слишком строгий режим, в пятом... «Белвью госпиталь», «Квинс госпиталь», «Арт госпиталь»... – хроника тех лет матери и сына состояла из бесконечных хождений по нью-йоркским лечебницам, куда Гарик ложился и откуда сбегал.
А деньги продолжали таять. Татьяна приостановила страховку на жизнь, взяв обратно выплаченные десять тысяч долларов, потеряв при этом четыре тысячи. Экономила, на чем могла, но каждый вечер, вернувшись с работы, находила на прожженном полу пустые стеклянные трубочки и спящего сына с дымящейся сигаретой в руках…
Как-то раз он попросил двести долларов – якобы отдать долг. Уже почти автоматически, Татьяна взяла карточку и пошла в банк. Оказалось, что на счету остались последние шестьдесят восемь долларов! Она вдруг опомнилась. Безумию настал конец.
БУДЬТЕ МУЖЕСТВЕННОЙ!
Ангелами-спасителями для этой женщины стали врачи одной нарколечебницы. Именно они подвели мать к такому выбору: либо она позволяет сыну воровать и выклянчивать
– Он должен понять, что теплый дом, еда, деньги – все это для него потеряно до тех пор, пока он не пойдет лечиться! – повторяли врачи. – Пусть поймет, что отныне для него останется только грязь и холод, а главное – денег на наркотики ему больше взять неоткуда. Наберитесь сил, будьте мужественной!
В полиции Татьяне ответили, что арестовать ее сына просто так не могут, нужен состав преступления.
– Он кого-то ограбил? Обворовал? Угрожал? – спрашивал коп.
– Ограбил? Угрожал? Нет, что вы...
– Тогда мы не можем вам помочь.
Пав духом, Татьяна возвращалась из полиции домой. И вдруг – конечно, ограбил! Конечно, угрожал! Ей нужен документ на защиту от собственного сына! С полпути она вернулась в прокуратуру и запросила специальный документ – «order of protection», сказав, что Гарик ей угрожает расправой из-за денег. Теперь любое появление Гарика в ее квартире или в этом доме было уголовно наказуемо.
Сын не придал этому документу никакого значения: неужели его всегда покорная мать на такое пойдет? Не обратил он особого внимания и на новый врезанный замок. Однако на этот раз Гарик просчитался. Мать стала мужественной, потому что любила его.
Он пошел лечиться в очередной госпиталь, но вечером снова раздался звонок в дверь. Предчувствуя недоброе, Татьяна подошла к двери.
– Мамочка, открой! Я голодный! Я замерз!
– Ты опять сбежал? – спросила Татьяна, опустив руку на замок.
– Я только переночую, а утром пойду лечиться. Мне нужно вернуть долг. Мамочка, меня убьют, если я им не отдам двести долларов. Они стоят под домом с пистолетом!
– Я тебя не впущу, – спокойно ответила Татьяна. Ее ладонь, лежащая на замке, не шевельнулась.
Он долго кричал, плакал, потом ушел. Затем кто-то звонил по телефону, на ломаном английском предупреждал, что Гарика застрелят. Стучались соседи, сообщая, что ее сын в одних брюках и рубашке валяется на бетонных ступеньках, а сейчас лютая зима. Но Татьяна не открывала.
– И как же вы, мать, могли оставаться в теплой квартире, зная, что ваш сын валяется полураздетым на холодных ступеньках и его могут убить?!
Она смотрит мне прямо в глаза:
– А вы думаете, мне было легко? Я сидела под этой дверью и ревела белугой. А потом позвонила в полицию и сообщила, что Гарик нарушил «order of protection» и появился в доме. Я сказала, что он лежит на лестнице, пусть приедут и арестуют его. Потому что тюрьма – это три раза в день еда, чистая постель и методон. Тюрьма – его спасение. После этого у меня был сердечный приступ...