Босиком в голове

Олдисс Брайан Уилсон

Теперь он знал о себе хоть что-то. Старая его жизнь разрешилась новой еще там, на юге Италии, в реабилитационном лагере для славян, вдали от отчего крова. Живя в лагере, он не мог не столкнуться с разного рода психическими расстройствами, и это позволило ему понять одну важную истину: существует великое множество альтернатив нормальной здоровой психике, при этом выбор того или иного варианта определяется индивидуальными наклонностями человека.

Личный его опыт до какой-то степени позволял судить и о его собственной обусловленности. Чартерис склонялся к тому, что действиям его подлежит некая ищущая самое себя философема. К интроспекции он склонен не был, но, с другой

стороны, действия его были, как правило, достаточно осмысленными. И все же все эти бесконечные «Я» были лишь листочками, лишь побегами, отходящими от могучего ствола его подлинной самости.

Какой вывод из этого следует? Нечто неведомое побуждает его поступать так или иначе; прознать оную первопричину, которая в конце концов может оказаться и какими-нибудь дьявольскими химическими соединениями, можно — для этого достаточно изучить какой-либо побег, какое-либо вторичное «Я». Он въехал на вершину холма и тут же увидел себя — он по-прежнему стоял, крепко держась за поручни, устремив взгляд к серому подернутому дымкой морю. Он остановил машину.

Он шел к стоящей у перил фигуре, стараясь не смотреть на чудищ, круживших по небесной тверди.

Слух его стал необычайно острым. Шаги звучали так, словно звук их доносился откуда-то издалека, зато сипение и свист врывающихся в легкие потоков воздуха, тиканье часов и тихое поскрипывание костей, казалось, раздавались прямо в голове. Как сказал тот человек — война привела к известному смещению. Что верно, то верно.

Рука его уже готова была коснуться плеча гурджиевского «Я», но тут он застыл, потрясенный странным видом плывущего по морю предмета, казавшегося ему то ли морским чудищем, то ли допотопным судном. Он сфокусировал взгляд на этой странной штуковине и тут же понял, что ничего странного в ней нет — это был обычный паром, предназначенный для перевозки автомобилей. На верхней палубе он разглядел и себя самого — он стоял, опершись на поручни, стоял совершенно недвижно.

Человек, стоявший к нему спиной, обернулся.

Отечные веки, карие глаза, изломанные зубы, бесформенный рот, короткие волосы, стоящие ежиком, нос, бесцветная кожа. То был таможенник. Он ухмылялся.

— Я ждал тебя, Чартерно!

— Вот оно в чем дело! А я-то думаю, на что они мне намекают — в Шотландии, мол, меня ждут не дождутся.

— Детей у тебя нет — верно?

— Какие к черту дети! Я — Потомок Древнего Человека!

— Если тебе что-то не понравится в моих словах, ты мне об этом скажешь — договорились? Судя по твоему ответу, ты имеешь отношение к последователям Гурджиева — верно?

— Тонко замечено. На деле это Успенский, но это мало что меняет. Эти двое суть одно, но Гурджиев в отличие от Успенского часто начинает нести чушь.

— Я полагаю, ты читал его в оригинале?

— Кого его?

— Какая разница? Если это так, то ты не можешь не заметить того, что мы живем в гурджиевском мире, — верно? Такое ощущение, что чушь, о которой только что было сказано, несет само наше время. Загвоздка в том, что единожды увидев все это, поневоле начинаешь сомневаться в прежних истинах и нормах, относящихся к сфере сознания.

— Такого рода истин никогда не существовало. Ты говоришь об этих нормах и истинах лишь потому, что они навсегда остались в прошлом.

— Да ты, оказывается, еще ребенок! Ты меня не сможешь понять, теперь я это вижу. Достаточно усвоить правила, и они тут же станут реальностью. Сфера, к которой они относятся, не имеет никакого значения — это универсальный закон.

Внутренне Чартерно почти успокоился, хотя пульс его все еще безумно частил. Он посмотрел на причал.

Крошечная фигурка Колина Чартериса забралась в «банши», и уже через минуту машина стояла рядом с павильоном, в котором находилась таможенная служба порта.

— Мне пора, — сухо сказал он. — Как говаривал Святой, у меня свидание с судьбой. Я ищу место, называемое…

Название совершенно выпало из памяти — очевидно, он имел дело с самоуничтожающимся образом.

— До моего дома рукой подать.

— Уж лучше бы ногой.

— Это уж кому как угодно. Дочка будет рада встретиться с тобой. Ты немного передохнешь, мы же покажем тебе, как британцы принимают гостей. Идет?

Он растерялся. Близился час, когда ворота ферм закроются перед ним; забытый всеми он проведет остаток жизни на дороге и испустит дух, вперившись бессмысленным взглядом во тьму сада. Он одобрительно кивнул, пригласил своего нежданного провожатого занять соседнее сиденье и взялся за ключ зажигания. Легкое движение кисти, и смазанное, насквозь промасленное тело оживет…

В этом районе жили представители среднего сословия — в таких районах он уже бывал. К каждой вилле, к каждому домику вела своя особенная дорожка — однако, не успев отойти, она тут же возвращалась в русло породившей ее главной дороги — бунт, не успев толком начаться, мягко сходил на нет. Каждый перекресток был оснащен аккуратным указателем, на котором были означены названия отходивших от него улиц. Все названия имели отношение к лесу, деревьям и всему, так или иначе с ним связанному: Шервудский Лес, Тенистая Долина, Аллея Травоядных, Жасминовая Тропа, Площадь семяносца, Жимолостный Проезд, Проспект Коровяка, Гераниевый Вертоград, Клематис-Авеню, Креозотовый Тупик, Калиновый Переулок. Все дома без исключения имели небольшие ухоженные дворики, засаженные деревьями; лужайки перед домами были украшены непременными каменными гномами и живописными каменными горками. Чем меньше был дом, тем громче он звался. Названия и на сей раз имели определенное отношение к живой природе, хотя попадались и исключения: Лесные Исполины, Перекати-Поле, Сень Пана, Кругозор, Обитель Нептуна, Дебри, Старые Ставни, Жасминовый Коттедж, Родная Пустынь, Сирая Обитель, Гордовина, Старый Добрый Олеандр и, наконец, Флорабунда.

Терпению Чартериса пришел конец.

— Что все это значит?!

— Ответить на твой вопрос я могу, вот только не знаю, поймешь ли ты меня. Безобидное всегда стремится к тому, чтобы выглядеть хоть чуточку грозным.

— У нас такого никогда не было.

— Можешь особенно не беспокоиться. Все, что ты видишь, — отголосок безвозвратно ушедшего прошлого. Война унесла с собою все. То немногое, что отличало эту мини-цивилизацию от прочих, не стало исключением, пусть люди наши этого еще не понимают. Лично я участвую в этом маскараде только из-за дочери.

Он задышал как-то иначе. Чартерно удивленно покосился на него — похоже, сосед воспроизводил дыхание своей дочери. Она не замедлила явиться. Одна из тех трех девиц в мини-юбках — обладательница самых красивых ног. На вид ей было лет восемнадцать, не больше. Образ этот, однако, тут же померк и бесследно исчез — таможенник обратился самим собой, и дышал он теперь так, как ему и подобало.

— С грезами давно пора покончить! Кто знает, быть может, я приехал в эту страну именно для того, чтобы бороться с ними. Мы с вами почти не знакомы и, вероятно, должны соблюдать в разговоре известную дистанцию — все эти формальности и все такое прочее, — но я не могу не сказать вам о том, что по моему глубокому убеждению подлинной нашей реальностью является некая таинственная сила, дремлющая до времени в глубинах нашего естества.