Босс

Траум Катерина

— А ты хорошо его знаешь, — нетрезво протягивает она, хмуря брови. Взяв из руки Ника так и оставшуюся в его пальцах пачку сигарет, аккуратно вытягивает одну зубками. И только предмет их странного разговора помогает сохранять здравый рассудок: слишком манящая эта сумасшедшая девчонка в жалких дюймах от его тела. Слишком отчётливо греет собой воздух между ними, трепеща длинными ресничками. — Неужели ты думаешь, что до него абсолютно никто не сможет достучаться? Он человек, не машина.

Ник невольно оглядывается на других посетителей бара: тема приобретает откровенные тона, а шпионы могут быть везде. Однако на них по-прежнему никто не обращает внимания, так что он старается придать смелости своим действиям.

Достаёт из кармана зажигалку, даёт Эми прикурить, и она послушно дымит его сигаретой. Ник решительно тянется к запотевшей бутылке и сворачивает пробку с глухим хрустом. Отвечать не торопится. Думает. Надо ли ей знать, что выполняет роль подстилки для чудовища? Безусловно. Возможно, это единственное, что поможет ей понять: сбежать никогда не поздно.

Например, сбежать к кому-то, кто проявит к ней чуть больше заботы и увидит в ней человека, а не коврик для вытирания ботинок. И кажется, это самый главный мотив для правды:

— Он эгоист. До мозга костей. Представь, насколько ему похуй на весь мир, если он собственными руками прикончил своего папашу, — едва слышно, попутно разливая на два бокала виски. Такие темы уже требуют пары алкогольных градусов в крови, а тачку Герра всё равно никто не остановит по дороге обратно, чтобы проверить трезвость водителя.

Эми тихонько ахает, ближе придвигает свой стул. Пасмурные глаза зажигаются каким-то болезненным, лихорадочным интересом. Быстро затянувшись дымом, она выдыхает серую струйку в сторону и как будто намного трезвеет:

— Откуда знаешь? Это было больше года назад. А ты работаешь на него меньше.

— Кларксон, — пожимает плечами Ник, вспоминая старый разговор с дворецким Браунвилля, пока они грузили в багажник чьё-то бренное тело. Не самые лучшие дни его жизни, но раз уж Эми нужны доказательства, что Алекс — монстр, то это не сложно. — Старик мне рассказывал многое. Той ночью Эдвард поехал на встречу с каким-то важным клиентом, один. А Алекс сразу за ним, прихватив оружие. Но вернулся он раньше, а дворецкого заставил подтвердить алиби, якобы не выезжал из дома. Кларксон случайно проболтался мне, потому что скучает по предыдущему хозяину: тот был в разы добрей к нему, насколько это возможно для наркобарона.

— Во времена Эдварда такого ужаса не было, — кряхтение, закидывая чёрный мешок в багажник в четыре руки и укоризненный взгляд на входную дверь. — А этот щенок уже утопил бизнес в крови. Я вытираю её с пола чаще, чем следы от туфель!

Неудачные воспоминания заставляют Ника взять бокал и выпить почти залпом. Он понимает дворецкого на сто процентов, потому что сам временами тоскует по нормальной жизни. По дням, когда с увлечением перебирал движки в мастерской, а вечерами ел пиццу с Мэл под глупые комедии с Джимом Керри. Теперь память об этом словно тухнет, и кадры становятся серыми, как в засохшей от старости киноплёнке. Но как же дорого он бы отдал, чтобы вернуть это. Или хотя бы начать с нуля. Уехать… и быть самим собой, забыв уже, наконец, про длящийся полгода нескончаемый хоррор. Снова заниматься только тачками, желательно в компании умелого напарника… напарницы?

Эми мрачно молчит. Тоже берёт бокал, но не пьёт, с сомнением вертя его в пальчиках. Забытая сигарета в левой руке почти истлевает, и она тушит окурок в пепельнице на стойке. Ник видит, как она сомневается в его словах, не верит, всё ещё надеется, что Алекс добрый рыцарь с дурными замашками, которые можно перевоспитать. Наивная девочка. Не будет у неё хэппи энда с этой тварью. Никогда он не оценит нежности этой бледной кожи, никогда не накормит её хрустящей картошкой фри и хорошим бургером, чтобы наконец-то перестали так торчать кости ключиц. Никогда не ответит взаимностью, и надо быть абсолютно доверчивой овцой, чтобы не понимать этого. Всё, что ей сейчас нужно — капля

заботы, а не всё-таки залитый в горло виски. И только после щедрого глотка она выдавливает:

— Уверен? То, что ты мне рассказал, ещё не доказательство его вины. Это могло быть совпадение. Или у него могли быть веские причины для этого поступка.

— Чёрт побери, не будь его блядским адвокатом! — раздражённо передёргивается Николас. — Веская причина пустить пулю в отца, который, между прочим, не был таким мудилой, как он, никогда не бил его или ещё что-то вроде того. Алекс рос золотым мальчиком с серебряной ложкой в жопе. В полной вседозволенности. По словам Кларксона, получал достаточно внимания от Эда. Но это нихуя ему не помешало, и причину ты видишь сама: жажда власти. Хотел занять чужое место, не дожидаясь естественной смерти старика. И в тридцать лет возглавить одну из самых крупных картелей США. Так ты всё ещё думаешь, будто твоя никому не всравшаяся преданность и готовность раздвинуть ноги способна покорить его? — говорить это вслух горько и едко, комок встаёт в горле, но он же не идиот, и понимает, какие услуги оказывает Эми хозяину. Ник буравит её тяжёлым взглядом, желая лишь одного: донести до неё истину. Хотя на секунду пришлось представить, как чужие касания срывают стоны с этих самых губ, и от бессилия что-то изменить злость начинает душить его, раздирая лёгкие.

Чужая, чужая, чужая. Собственность.

Амелия мрачно хмурится, плотно сжимает челюсти. У неё явно много чего на уме, но это грозит стать настоящей ссорой, а потому она просто устало облокачивается о стойку, подпирая ладонью лоб. На секунду прикрывает глаза, вдыхает, а затем просит столь отчаянно, что у Ника проходят мурашки вдоль позвоночника:

— Помоги мне. Я как будто в каком-то колесе, и не могу выбраться. Чем больше я пытаюсь к нему приблизиться, тем больше отдаляюсь. Я так устала, — нетрезвое, тихое признание, тонким всхлипом сжавшее сердечную мышцу своей болью, отдавшей в кончики пальцев. Ник не может противиться своему внезапному желанию, и мягко накрывает её руку своей, пытаясь дать хоть каплю тепла этой бледной холодной коже.

— Эми, тебе нужно прекратить быть его ручным зверьком, — осторожно начинает он, поймав её растерянный, мутно-пьяный взгляд. — Почему бы просто не уйти? Что тебя держит на этом поводке?

Она моргает, будто опомнившись. Стирает скатившуюся по щеке слезинку и встаёт со стула. Старательно сохраняет дистанцию между ними, прерывая короткое касание. Подхватывает начатую бутылку виски, шлёпает на стойку несколько вытащенных из заднего кармана джинсов купюр за выпивку и только потом коротко отвечает на вопрос, который мучает Николаса три долбаных недели:

— Вряд ли ты поймёшь. Но если я снова кого-то потеряю в этой жизни, то точно сойду с ума, — на такой странной фразе Эми разворачивается, и Нику приходится встать следом за ней, чтобы направиться к выходу из бара. Ноги у девушки чуть пошатываются, и идёт она нетвёрдой, кривой походкой. Удивительно, что при такой концентрации алкоголя в крови она ещё умудряется говорить связные вещи. На ходу успевает сделать ещё один глоток уже прямо из горла, прежде чем её спутник открывает перед ней дверь.

— Надеюсь, мы едем обратно, а не в караоке? — Ник неуклюже шутит, чтобы только развеять образовавшееся между ними давление воздуха. Глоток кислорода на тёмном крылечке оказывается как раз кстати: хотя бы перестаёт печь рецепторы запахом ежевики.

— Думаю, если мы вернёмся под утро, папочка будет злиться, — рассеянно лепечет Эми, не оглядываясь на него.

Следующий её кривой шаг к ступенькам чуть не становится роковым: шатающиеся ноги не находят во тьме опоры, и она с писком летит вперёд, грозя разбить лоб об асфальт. Спасает только хорошая реакция Ника, когда он спешно обхватывает руками её талию, удерживая от падения: