Бостонцы

Джеймс Генри

– Вы это серьёзно, дорогая кузина? Но ваша истина – невероятно пустая вещь.

– Ох, разрешите мне уйти! – воскликнула Верена, и странная вибрация в её голосе заставила Рэнсома замолчать. Мисс Ченселлор подхватила её за руку и вывела из комнаты, оставив молодого человека в одиночестве иронизировать по поводу того, как Олив произнесла слова «даже женщина».

Следовало предполагать, что она ещё вернётся в комнату, хотя взгляд, которым она наградила его, прежде чем повернуться к нему спиной, говорил об обратном. Он стоял несколько секунд, заинтересованный,

но затем его интерес быстро переключился на книгу, которую он тут же по своей привычке взял с полки, быстро углубившись в чтение. Он читал её несколько минут, стоя в неудобной позе и совсем забыв, что покинут хозяйкой. К действительности его вернула миссис Луна, одетая для прогулки и натягивающая на руки перчатки. Она хотела узнать, что он делает там один, и знает ли о его присутствии её сестра.

– Ах, да, она только что была здесь, но спустилась вниз, чтобы проводить мисс Таррант, – сказал Рэнсом.

– А кто такая мисс Таррант?

Рэнсом был удивлён тем, что миссис Луна ничего не знала о дружбе двух молодых дам, которая, несмотря на краткость их знакомства, была уже столь велика. Видимо, Олив ничего не сказала сестре.

– Она вдохновляющий оратор и самое прекрасное существо на свете!

Миссис Луна выдержала эффектную паузу, весело и удивлённо глядя на Рэнсома, и наполнила комнату своим звонким смехом.

– Не хотите же вы сказать, что они успели вас обратить?

– Обратить мой взгляд в сторону мисс Таррант. Безусловно.

– Нет, вы не можете принадлежать никакой мисс Таррант, вы должны принадлежать мне, – сказала миссис Луна, которая за прошедшие двадцать четыре часа достаточно думала о своём южном родственнике и пришла к выводу, что он был достойной кандидатурой в хорошие знакомые одинокой женщины. – Вы пришлю сюда, чтобы встретить свою ораторшу?

– Нет, я пришёл к вашей сестре, чтобы попрощаться.

– Вы на самом деле уезжаете? А я даже не взяла с вас никаких обещаний. Мы обязательно встретимся в Нью-Йорке. Как у вас всё прошло с Олив Ченселлор? Ну, разве она не напоминает вам старинную милую вещицу?

Миссис Луна всегда называла Олив полным именем так, что незнакомцу могло показаться, будто она говорит о старшей сестре, в то время как Аделина сама была старше Олив на целых десять лет. Она умела высказываться о людях в резкой, но необидной манере, хотя, в этот раз упоминание «вещицы» показалось Рэнсому неискренним и бессмысленным. Разве мисс Ченселлор была старой? Она была ещё очень молода. И, хотя, он видел, как Верена поцеловала её на прощание, ему было трудно представить, что для кого-то Олив может быть «милой». Но меньше всего она была «вещицей», наоборот, она была даже слишком человеком. Он немного поколебался и затем ответил:

– Она удивительная женщина.

– Неужели она так ужасна? – воскликнула миссис Луна.

– Я попрошу вас не говорить плохо о моей кузине, – ответил он в тот момент, когда мисс Ченселлор снова вошла в комнату.

Она пробормотала что-то, прося извинить своё отсутствие, но миссис Луна перебила её вопросом

о мисс Таррант.

– Мистер Рэнсом находит её очаровательной. Почему же ты не показала её мне? Ты держишь её только для себя?

Олив задержала взгляд на миссис Луне, после чего сказала:

– Твоя вуаль лежит неровно.

– Ты хочешь сказать, что я выгляжу как монстр, – воскликнула Аделина, направляясь к зеркалу, чтобы поправить непослушную ткань.

Мисс Ченселлор так и не предложила Рэнсому присесть, и всё ожидала, что он скоро откланяется. Но вместо этого он вернулся к обсуждению Верены и спросил, не думает ли она, что если девушка выйдет на публику, то повторит судьбу миссис Фарриндер.

– Выйдет на публику? – повторила Олив. – Почему вы не допускаете мысли, что чистый голос должен звучать тихо?

– Тихо? Это было бы слишком несерьёзно, но не стоило бы и подниматься до крика. Не нужно надрывов, трагедий и лишних усилий! Она должна встать в стороне от других.

– В стороне ото всех? Пока мы будем беспокоиться, ждать её, молиться о ней? Если я желаю помочь ей, то это значит только, что в ней сосредоточена огромная сила добра.

– Или сила шарлатанства.

Эти слова вырвались у Бэзила Рэнсома, хотя он и дал себе обет не говорить ничего, что могло бы усугубить недовольство его кузины. Хотя он и понизил тон и скрасил острое слово дружеской улыбкой, она отпрянула от него, как если бы он толкнул её.

– Ну, вот теперь вы безрассудны, – заметила миссис Луна, поправляя свои ленты у зеркала.

– Вы бы не стали вмешиваться, если бы знали, как мало понимаете нас, – заявила мисс Ченселлор.

– Кого вы имеете в виду под этим «нас», мисс Олив? Весь ваш восхитительный пол?

– Пойдёмте со мной, и мы поговорим об этом по дороге, – сказала миссис Луна, закончив свой туалет.

Прощаясь, Рэнсом протянул хозяйке руку, но Олив не могла позволить ему дотронуться до себя и проигнорировала этот жест.

– Если вы хотите явить её народу, привозите её в Нью-Йорк, – сказал он, как можно дружелюбнее.

– В Нью-Йорке вы будете заняты только мной, и вам не понадобится никто другой. Я уже решила провести там зиму, – кокетливо заявила миссис Луна.

Олив Ченселлор смотрела на своих родственников, которые состояли с ней в разной степени родства, но были одинаково враждебны ей. И она решила, что для неё, возможно, будет лучше, если они будут вместе. В их дружеской связи она вдруг увидела для себя неясное спасение.

– Если бы я могла привезти её в Нью-Йорк, то не остановилась бы на этом, – сказала она, надеясь, что её слова прозвучали достаточно загадочно.

– Ты говоришь так, словно записалась в агенты. Ты собираешься заняться этим бизнесом? – спросила миссис Луна.

Рэнсом не мог не заметить, что мисс Ченселлор не пожала его протянутой руки, и он почувствовал себя уязвленным. Он остановился на мгновение, прежде чем покинуть комнату, положив руку на ручку двери.

– Скажите, мисс Олив, зачем вы написали мне и пригласили к себе?