Бостонцы

Джеймс Генри

– О, вы и правда не высовывали носа из своей норы! – воскликнула миссис Луна. – Олив вернулась шесть недель назад. По-вашему, она могла бы долго там вытерпеть?

– Я точно не знаю. Я никогда там не был, – ответил Рэнсом.

– Да, этим вы мне и нравитесь, – ласково заметила миссис Луна.

– Я рад, что вам будет на кого опереться, когда меня с вами не будет, – продолжил Рэнсом. – Мне казалось, вы много думали о Европе.

– Так и есть, но ведь это не всё, – философски заметила миссис Луна. – Вам стоило бы съездить туда со мной, – заметила она внезапно.

– Любой бы уехал хоть на край света с такой неотразимой женщиной! – воскликнул Рэнсом, с интонацией, которую миссис Луна так не любила. Это была всего лишь вежливая фраза из арсенала южанина – даже его акцент становился

сильнее, когда он говорил подобные вещи, – и она ни к чему его не обязывала. Она не раз думала, что было бы лучше, если бы он не был так же чудовищно вежлив, как англичане. Она ответила, что места её не интересуют, и её волнуют только новые начинания. Он не обратил на это никакого внимания и вернулся к обсуждению Олив, спросив, чем она там занималась, и многого ли она достигли.

– О, конечно, она всех очаровала, – сказала миссис Луна. – С её грацией, красотой и стилем, разве могло быть иначе?

– Но ей удалось найти сторонников, собрала ли она воинство, готовое выступить под её знамёнами?

– Я думаю, там она встретила немало сильных духом людей, немало старых дев, фанатиков и сварливых старух. Но я даже не представляю, чего она добилась – чего-то, что они называют «чудесами», я полагаю.

– Вы видели её, после того как она вернулась? – спросил Бэзил Рэнсом.

– Как я могла увидеть её? Я не жалуюсь на зрение, но всё же не могу видеть отсюда Бостон. – И затем, объясняя, что именно в Бостоне Олив сошла на берег, миссис Луна спросила, как он себе представляет Олив с её светскими привычками в компании представителей низших сословий. – Конечно, ей нравятся эти ужасные бостонские пароходы, почти так же, как нравятся простолюдины, рыжеволосые девчонки и нелепые доктрины.

Рэнсом помолчал немного и затем спросил:

– Вы имеете в виду ту довольно необычную молодую леди, которую я встретил в Бостоне год назад в октябре? Как же её звали? Мисс Таррант? Мисс Ченселлор всё так же хорошо к ней относится?

– Боже милостивый! Вы разве не знаете, что она взяла её с собой в Европу? Они поехали туда именно для того, чтобы взгляды девушки окончательно сформировались. Я разве не говорила вам прошлым летом? Вы тогда часто ко мне наведывались.

– О, да, я помню, – задумчиво проговорил Рэнсом. – И она привезла её обратно?

– Право, вы же не думаете, что она оставила её там! Олив уверена, что та рождена, чтобы изменить этот мир.

– Да, я помню, это вы мне тоже говорили. Теперь вспоминаю. И что, её взгляды теперь сформированы?

– Я их не видела, так что не могу вам сказать.

– И вы не собираетесь съездить, чтобы увидеть…

– Увидеть, сформировались ли взгляды мисс Таррант? – перебила его миссис Луна. – Я съезжу, если вы этого так хотите. Я помню, как вы восхищались ей, когда только познакомились. А вы это помните?

Рэнсом поколебался с ответом.

– Я не могу сказать. Это было слишком давно.

– Не сомневаюсь. Значит, вот как вы теперь относитесь к женщинам! Бедная мисс Таррант, если она думала, что произвела на вас впечатление!

– Она не будет думать о таких вещах, если формированием её взглядов занималась ваша сестра, – сказал Рэнсом. – Теперь я вспоминаю. Вы рассказывали мне, что они стали очень близки. И они собираются продолжать жить вместе до конца дней?

– Да, я думаю, – если только кому-то не придёт в голову жениться на Верене.

– Верена – это её имя? – спросил Рэнсом.

Миссис Луна оторвалась от вязания и посмотрела на него:

– Вот как! Вы и это забыли? Вы сами мне говорили, какое это красивое имя, тогда в Бостоне, когда мы прогуливались на холме.

Рэнсом заявил, что помнит ту прогулку, но абсолютно забыл, о чём он тогда говорил с ней. И она насмешливо предположила, что он сам не прочь жениться на Верене – так он в ней заинтересован. Рэнсом печально покачал головой и сказал, что боится, что сейчас он не в том положении, чтобы жениться. Миссис Луна тут же спросила, что он имеет в виду – уж не то ли, что он слишком беден?

– Нет, ничего подобного – я очень богат. У меня безумные доходы! – воскликнул молодой человек. И, заметив интонацию, с которой он это сказал и лёгкий румянец раздражения, проявившийся на его лице, миссис Луна

мгновенно поняла, что перешла границу дозволенного. Она вспомнила, хотя ей следовало вспомнить об этом раньше, что он никогда не рассказывал ей о своих делах. Это было характерно для Южан, и он был столь же гордым, сколь бедным. Она догадалась, что Бэзил Рэнсом будет презирать себя, если признается женщине, что не может заработать на жизнь. Такие вопросы женщин не касаются: их дело – жить за счёт мужчин, заниматься домашними делами и быть очаровательными и благодарными. Для него такая беседа была почти неприличной. Миссис Луне стало ужасно жаль его, когда она поняла, что он сам отверг роскошь её сострадания, и лёгкий, но заметный вздох, слетевший с её губ, когда она вновь принялась за вязание, прозвучал на удивление беспомощно. Она сказала, что, конечно же, в курсе его великих талантов – он мог добиться всего, чего хотел. И Бэзил Рэнсом на мгновение подумал, что если бы она прямо попросила его на ней жениться, его южная гордость потребовала бы отказать ей. Если бы она должна была стать его женой, он вынужден был бы признаться, что слишком беден, чтобы вступать в брак, ибо в таком случае даже уроженец Юга должен отбросить условности. Но он не хотел ничего подобного и подумал, что лучшим продолжением разговора для него будет встать и уйти.

Однако спустя пять минут, он понял, что уйти он хочет ещё меньше, чем жениться на миссис Луне. Ему хотелось услышать больше о девушке, которая жила с Олив Ченселлор. Что-то пробудилось в нём – прежнее любопытство, полузабытое воспоминание – едва он услышал, что она вернулась в Америку. Он неправильно понял то, что сказала миссис Луна почти год назад, о поездке сестры в Европу. Он решил, что она уедет надолго, что мисс Ченселлор, вероятно, хочет увезти маленькую пророчицу подальше от её родителей, а возможно и от стрел Амура. Значит, без сомнений, они хотели изучить женский вопрос, используя все возможности, которые могла предложить Европа. Он не много знал о Европе, но был уверен, что там вполне хватает возможностей. Отъезд мисс Ченселлор и её молодой компаньонки уже вошёл у него в ранг привычных, но довольно забавных воспоминаний. Его жизнь, в общем, не была богата событиями, и тот короткий эпизод с визитом к странной, умной и своенравной кузине, и вечер у мисс Бёрдси, и проблеск света, повторившийся на следующий день, в лице странной, красивой, смешной рыжей молодой improvisatrice, разворачивался в его памяти подобно страницам интересной фантастической книги. Эти страницы поблекли, когда он узнал, что эти девушки уехали на неопределённое время в неизведанные земли. Это известие вывело их из его поля зрения, исказило перспективу, снизило их актуальность, так что в течение нескольких последних месяцев, он слишком сильно беспокоился о своём деле и был слишком слаб духом, и потому вовсе не думал о Верене Таррант.

Тот факт, что она вновь вернулась в Бостон, представлялся ему важным и приятным. Он понимал, что это странно с его стороны, и это понимание заставило его немного притвориться. Он не стал надевать свою шляпу, чтобы уйти, а продолжил сидеть на стуле, готовый быть учтивым с миссис Луной столько, сколько сможет. Он вспомнил, что всё ещё ни разу не спросил её о Ньютоне, который в этот час поддался единственному влиянию, способному укротить его, и спал сном младенца, пусть и не слишком невинного. Рэнсом исправил эту досадную оплошность вопросом, побудившим хозяйку дома разливаться соловьём на предложенную тему. С тех пор как Рэнсом оставил их, у мальчика было множество учителей, и нельзя сказать, что его образование никак не продвигалось. Миссис Луна с гордостью рассказывала, как учителя сменяли друг друга: если мальчик не мог расправиться с уроками, он расправлялся с учителями, и она была рада, что дала ему такую возможность. Рэнсом завершил этот дипломатический манёвр спустя десять минут, и вновь вернулся к молодым леди из Бостона. Он поинтересовался, почему, учитывая их агрессивную программу, ничего о них до сих пор не слышно и отголоски красноречия мисс Таррант пока не достигли его ушей? Неужели она ещё не выступала на публике? Или просто не собиралась искать сторонников в Нью-Йорке? Он надеялся, что это не означает, что она решила сдаться.