Ботаник. Поводырь
Шрифт:
Впрочем – это не наш метод. Раздавил таракана – и слава богу. А отрывать ему лапки и насаживать на иголку – это уже лишнее.
Я невольно закряхтел как старик, и поднял девушку на руки. Она была горячей, тяжело, с всхрипами дышала, но лицо было таким же прекрасным, как и раньше. Почему-то негодяй не тронул ее лицо. Может потому, что ему нравилось видеть на нем страх и тоску? Каких только подонков нет во вселенной…и этот мир ничуть не лучше других.
Глава 5
Йех-хо! Весело! Весело!
Грива коня развевается, ветер бьет в лицо!
Копыта стучат о землю, лошадиная
Лук тугой, тетива звенит, это очень хороший лук! И Самал из него попадает куда целится – даже на скаку! Он очень хороший воин, очень! А сейчас будет еще и богатый воин! Вперед! Вперед! Эти мягкотелые имперцы должны умереть и отдать все, что у них есть!
Небольшой караван, который направляется к реке уже совсем близко, на расстоянии полета стрелы. Лошади несутся галопом, и могут так скакать долго, очень долго! Потому что это степные кони – самые сильные, самые выносливые. Они едят сухую траву, кусты и даже мясо, когда больше нечего есть, они пьют из лужи, а когда нечего пить – слизывают росу со скал и камней. У имперцев нет таких лошадей! И нет таких воинов. Потому что имперцы изнеженные и слабые! Но богатые! И надо их убивать! И забирать богатство! И женщин. У них хорошие женщины, хотя и слабые – не могут месяцами есть только кислое молоко и вяленое мясо. Степные женщины как кони – они могут есть все, что угодно, а еще могут драться, как мужчины. Но имперские женщины очень, очень хороши! От них не пахнет кислым, и они белые и гладкие, как окатанный пустыней камень оазиса Сендерлей. И так забавно кричат, когда их насилуешь!
Самал знает! Он брал имперских женщин, брал богатства, которые при них были. Но не разбогател. Тогда он был еще юношей, который не вошел в Круг, а теперь полноправный воин, да еще и Вожак! Так что выберет то, что захочет, первый выберет!
Хорошо что он выбрался в этот набег. И хорошо, что рискнул подобраться к самому городу! Вот и караван – и видно, что богатый караван! Знатные люди!
Опасно, да – город рядом, но разве могут эти имперцы победить степных воинов? Пока только разведка, но скоро тут будут все кланы!
Знатный имперец – это опасно, как сказал старый шаман. Все знатные имперцы владеют магией. У степняков главные – это воины. Шаманы только лечат, им нельзя становиться вождями. А тут…шаманы главные!
Хорошо, что шаман Аюг дал магический оберег, так что Самалу не страшен этот маг!
Хей-я! Хей!
Вперед! Только вперед!
Лук со скрипом натянулся…вввииииу…
Стрела молнией полетела вперед, прямо в того белокожего богато одетого мужчину, что ехал в середине каравана. И тут же Самал почувствовал невыносимую боль – его будто подхватила огромная невидимая рука, выдернула из седла, и…вот он уже катится по земле, последней своей мыслью удивляясь, насколько эта земля твердая и колючая. А потом свет гаснет.
Самал умер, свернув себе шею при падении.
Удар воздушного кулака был настолько силен, что амулет, изготовленный степным шаманом не смог погасить полностью энергию удара и просто осыпался черным вонючим пеплом. Что ни говори, каким бы придурком не был новый наместник, он происходил из клана, который славился своим умением управлять воздушными массами. А если родители у тебя маги воздуха, и не из самых слабых, волей-неволей ты получишь способности к колдовству и чему-то в этой области научишься – даже если не хотел учиться и всячески отлынивал от семейного дела.
Лоран
– Господин! Господин, степняки! – завопил передний всадник и привстав на стременах указал куда-то право, от реки.
Лоран тоже привстал в седле, и недоуменно уставился туда, где клубилось облачко пыли. Вначале ничего не было видно, а потом ветер отбросил пылевую завесу и стали видны степняки, которые мчались верхом на косматых, гривастых приземистых лошадках. Они приближались так быстро, что Лоран не успел ничего придумать, кроме одного: бежать! Скорее бежать!
А еще у него в голове вертелась мысль: «Приеду в столицу, все выскажу дядюшке!»
А дальше – безумная скачка к замку, от которого удалились на приличное расстояние (ехали к парому). И свист стрел, которые пока что пролетели где-то в стороне – расстояние было слишком большим. А когда Лоран увидел, что убежать не удастся и его отряд будет просто расстрелян в спину, он выкрикнул приказ, и охрана сомкнулась в цепь. Сам Лоран встал в центре и начал раскручивать спирали силовых линий, управлявших потоками воздуха. Он был плохим чародеем, но способности и кое-какое умение у него было. Степняков человек пятьдесят, неужели один маг и двадцать отборных бойцов охраны с ними не справятся?! Не может такого быть!
Фффаххх!
Уплотнившийся до твердости камня воздух рванулся вперед, сбивая сразу человек пятнадцать степняков, покатившихся по земле вместе со своими лошадками, и тут же Лорана что-то кольнуло в грудь. Он закашлялся, удивляясь неприятному привкусу железа во рту, опустив взгляд, и увидел выросший из груди странный цветок – белый с синими полосками. И тут же до него дошло, что это не цветок.
Пробитое легкое отказывалось работать, кровь бурным потоком, пузырясь вытекала изо рта наместника. Но он держался, и даже успел выпустить еще два воздушных кулака, которые изрядно потрепали отряд налетчиков, оставив от него едва ли двадцать процентов состава. Фактически он в одиночку сумел отразить нападение степняков – ирония судьбы и ее причуда. И в самом дурном сне Лоран никогда не видел себя воином, отдающим жизнь на поле брани за империю и ее жителей. Все, чего он хотел – сладко есть, сладко пить, трахать как можно больше женщин всех сословий и форм (любил он это дело всей своей изнеженной душой). И вот надо же – вдруг стал героем!
С этой мыслью он и умер, когда пробитые легкие отказались снабжать тело кислородом и полностью залились кровью. Он уже не видел, как из замка вылетели всадники, и погнались за немногими уцелевшими степняками. Не видел, как добивали раненых и оглушенных магическими ударами степных налетчиков. Последним его видением было – комната, наполненная обнаженными прекрасными молоденькими девушками, и они передают его по рукам, оглаживая, лаская, приникая к нему губами и вылизывая языками.
И он ушел счастливым, с блаженной улыбкой на лице. Что потом очень удивило тех, кто видел его труп.