Бой с тенью

Шалыгин Вячеслав Владимирович

— Я прочел… увидел то есть… — Андрей замялся, подбирая нужное слово.

— Товарищ майор, — неожиданно позвал Феликс, — генералиссимус на связи…

— Ах, чтоб его… повысили в звании, — с досадой произнес Борис. — Договорим еще, Соловей. Нам неделю, как минимум, предстоит круглосуточно общаться.

Он быстро вернулся в машину и, получив некое ценное указание от начальства, громко хлопнул дверцей.

— Това-арищ майор, — укоризненно качая головой, протянул водитель.

— Извини, Степан, прости, «Волга», — Борис нежно похлопал ладонью по «торпеде». — Андрей, чего стоишь?

Поднимайся на борт! На сегодня еще не все… Уж не знаю, почему начальство решило, что нашему клиенту по силам подвиги вроде двух акций за один вечер, но на то оно и начальство, чтобы думать и решать… Степа, на пристань, ходу!

Машина, проявив нехарактерную для отечественных экипажей прыть, сорвалась с места и помчалась в сторону речного вокзала.

— Сегодня pакрытие водоплавательного сезона, — пояснил Борис. — В смысле — навигация пока продолжается, но с частными прогулочными рейсами речники завязывают до следующего лета. Угадайте, кто гуляет на том банкете?

— Жирные морды, — с неприязнью отозвался водитель.

— Еще какие жирные, — согласился майор. — Но нас волнуют только две. Юшкин и Березняк.

— После Юшкина Асланов, — напомнил Андрей. — Ради такого случая наш злодей может и подкорректировать свой планчик.

— Он же педант.

— И у педантов бывают соблазны, — майор усмехнулся. — Одного подрывника, помню, брали. Очень уж он любил на девять вечера машинки свои заводить. Пять взрывов. Сделано все было — чище не бывает. Никаких зацепок. А потом вдруг — двадцать два! Причем не сработала, зараза. А на ней и пальчики, и манера исполнения… Короче, взяли мы его. Что за сбой, спрашиваем? Почему на десять завел, а не на девять? И знаете, что он ответил?

Рассказать окончание истории Борис не успел. Машина остановилась между двумя сверкающими «Мерседесами» прямо у входа в речной вокзал.

— Ресторан на втором этаже, — быстро пояснил майор. — Идем все. Степа — на воротах. Феликс — пасешь Березняка. Ерофеич, его боди-гвардеец, тебя знает. Объясни ему в двух словах, что и как, но в подробности не вдавайся.

— Понял, — Сошников кивнул.

— Ну а мы на танкоопасное направление, — Борис привычно хлопнул Соловьева по плечу. — Готов, братишка?

Андрей молча кивнул и выбрался из «Волги» на свежий речной ветерок…

В неплохо оформленном банкетном зале было тесновато. Веселье уже миновало апогей и пошло вразнос. «Большие люди», с каждой минутой все сильнее напиваясь, забывали о том, что они солидные промышленные магнаты и финансовые воротилы, и увязали в пошлых спорах о том, кто круче. Сошки помельче были пока более трезвыми, но и они не могли удержаться от корпоративного бахвальства. Сдержанными и молчаливыми оставались только угрюмые охранники и пустоглазые, увешанные бриллиантами куклы-содержанки. Первым болтать запрещала инструкция, а девицам было просто не о чем говорить.

Андрей сначала растерялся от такого количества знаменитостей и красивых женских лиц, но очень скоро ему пришлось покинуть облака и вернуться на грешную землю. Дорогу непрошеным гостям перекрыли трое здоровенных охранников.

— Назад, — лениво произнес самый крупный.

Рядом с этой горой мяса даже крепкий

Борис выглядел заурядным и неубедительным.

— Испарись, — уверенным голосом приказал майор.

— Ты че, марамой, не понял? — протягивая ручищу к лацкану Борисова пиджака, проревел детина. — Тебя здесь не ждут!

Боб не стал особым приемом выкручивать его руку или выбрасывать охранника из окна, он просто сделал шаг назад и вынул из кармана удостоверение.

— ФСБ…

— А мне хоть фе-се-бе, хоть ме-ве-де, — продолжая тянуться к одежде майора, заявил охранник. — Щас вот вытряхну тебя из костюмчика, кто ты тогда будешь?..

— Не уважаем, значит, — пряча «корочки», спокойно констатировал Борис.

Как с пути исчез этот невежливый жлоб, Андрей даже не заметил. Он только услышал, что вниз по широкой лестнице прогрохотало что-то огромное и тяжелое. Второй бройлер проследовал в том же направлении даже немного быстрее, поскольку в начальной фазе полета не задел ни одной ступеньки верхнего марша. Третий оказался более сообразительным и благоразумным. Он сделал несколько шагов назад и, чуть приподняв руки ладонями вперед, заявил:

— Ошибочка вышла, товарищи…

— Не смущай окружающих, — потребовал Борис, — не товарищи, а господа. Тем более — для тебя, янычар. Понял?

— Так точно, — охотно ответил «янычар».

— Прогнулся! — хохотнул Борис. — Ты чей холоп будешь? Не Юшкина, случаем?

— Его. Вы к Михаилу Федоровичу?

— К нему, родимому. Только без шума. У нас конфиденциальное дело. Я не слишком сложно выражаюсь?

— У меня высшее юридическое, — немного расслабившись, ответил охранник.

— Почти коллега? — Борис похлопал «янычара» по плечу. — Веди, юрист…

Путь через зал показался Андрею бесконечным. Он шел по запутанному лабиринту человеческих душ, то и дело спотыкаясь о виртуальные трупы, скользя в таких же воображаемых лужах крови, путаясь в невидимых сетях интриг, проваливаясь в зловонные болота зависти и злобы. Эти странные люди ненавидели друг друга до умопомрачения, они желали друг другу самых страшных бед, но больше всего они боялись друг друга, правосудия, самих себя… Страх пропитывал их тела и умы насквозь, словно кровь наспех наложенную повязку… Андрей замедлил шаг и заглянул в зрачки высокой, безумно красивой девице. Ее душа была полна черной зависти и страха. Она отчаянно боялась, что не сегодня-завтра надоест своему кавалеру и эта шикарная жизнь закончится. Завидовала же она своей лучшей подруге, которая была на пару лет моложе и умудрилась не просто завладеть сердцем одного из героев этого банкета, но и женить его на себе…

Соловьев сделал еще один шаг, и его разум едва не утонул в море ненависти, которую испытывал ухоженный, благообразный старичок к своему моложавому собеседнику. Будь старик помоложе, он задушил бы ненавистного коллегу на месте, голыми руками…

Андрей пошел дальше, но мысли и чувства прочих «больших людей» были почти одинаковыми. Ни капли любви, только злоба, тревога и страх. Что так пугало этих внешне благополучных людей? Соловьев пытался понять, но у него ничего не получалось. Все это походило на массовый подсознательный психоз.