Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)
Шрифт:
Все в проекте «Разгром» хотят знать — а что дальше?
Что мы собираемся делать?
На что нам стоит надеяться?
На Пейпер-стрит Марла и я гуляем ночью босиком по саду, каждый шаг воскрешает запахи шалфея, лимонной вербены и розовой герани. Чёрные рубашки и чёрные брюки суетятся вокруг нас со свечами, приподнимая листья растений, чтобы убить улитку или слизня. Марла спрашивает, что здесь происходит?
Слой волос под комьями грязи. Волосы и навоз. Мука из костей и кровавые обрезки. Растения растут быстрее, чем обезьяны-космонавты их обрезают.
Марла спрашивает:
— Что
Что?
В грязи светится золотое пятнышко, и я становлюсь на колени, чтобы разглядеть его. Я не знаю, что будет потом, говорю я Марле.
Выглядит так, будто нас обоих выкинули на свалку.
Уголком глаза я вижу, как обезьяны-космонавты ходят вокруг в чёрном, каждый со свечкой. Маленькое золотое пятнышко в грязи — коронка, золотая коронка. Там ещё две лежат, серебряные. Это челюсть.
Я говорю, нет, я не могу сказать, что может произойти. И я вдавливаю одну, две, три коронки в грязь, волосы, навоз и кровь, чтобы их не увидела Марла.
Глава 15
В пятницу вечером я засыпаю прямо на столе — на работе.
Когда я просыпаюсь и поднимаю лицо с подложенных рук на поверхности стола, звонит телефон, а все ушли. Телефон звонил в моём сне, и непонятно, то ли реальность проскользнула в мой сон, то ли мой сон прорвался в реальность.
Я отвечаю по телефону:
— Уступки и Ответственность.
Это мой отдел. Уступки и Ответственность.
Солнце садится, и столпившиеся штормовые тучи размером со штат Вайоминг и Японию направляются к нам. У меня на работе окна как такового нет. Внешняя стена — это стекло от пола до потолка. Везде, где я работал, стёкла были огромные, от пола до потолка. Везде вертикальные жалюзи. Везде промышленный серый ковролин с маленькими надгробиями разъёмов для подключения компьютеров к сети. Везде — лабиринт из клетушек с ограждением из деревянных панелей.
Где-то шумит пылесос.
Мой босс ушёл в отпуск. Он послал мне e-mail, а потом исчез. Я должен приготовиться к формальному рассмотрению дела за две недели. Забронировать конференц-зал. Поставить мишени в ряд. Изменить выводы. Всё такое. Они готовят дело против меня.
Я — Потерянное Чувство Удивления Джо.
Я чувствую себя жалким.
Я поднимаю трубку, и это Тайлер, и он говорит: — Выходи, на стоянке тебя ждут ребята.
Я спрашиваю, кто они?
— Они все ждут, — говорит Тайлер.
От моих рук воняет бензином.
Тайлер продолжает:
— Выезжай. У них там машина. Кадиллак.
Я по-прежнему сплю.
Я не уверен, что Тайлер не явился мне во сне.
Или это я снюсь Тайлеру.
Я обнюхиваю руки. Бензин. Вокруг никого, я встаю и выхожу на стоянку.
Парень, который работает с машинами в бойцовском клубе, припарковал чей-то чёрный «Корниш», и всё, что я могу делать, так это смотреть на него, чернота и злато, огромная пачка из-под сигарет, готовая доставить меня туда, куда мне надо. Этот парень, механик, который выходит из машины, говорит, чтобы я не волновался, он поменялся номерами с другой машиной на долгосрочной стоянке в аэропорту.
Наш механик из бойцовского
А иногда тебе нужно подобрать код, поставленный продавцом.
Три обезьяны-космонавта сидят на заднем сиденье, надев свои чёрные рубашки и чёрные брюки. Не вижу зла. Не слышу зла. И зла не говорю.
Я спросил, так где же Тайлер?
Механик из бойцовского клуба держит открытой дверцу «Кадиллака», словно заправский шофёр. Механик высок, и кости на его плечах напоминают перекрестье телефонного столба.
Я спрашиваю, мы едем к Тайлеру?
Меж передними сиденьями меня ждёт праздничный пирог, только свечки зажечь. Я сажусь в машину. Мы едем.
После недели в бойцовском клубе у тебя не возникает проблем с тем, чтобы держаться в пределах ограничения скорости. Возможно, из тебя уже сочится чёрное дерьмо, ты уже два дня ходишь с внутренними кровоизлияниями, но чувствуешь ты себя здорово. Другие автомобили окружают тебя. Автомобильная свита. Ты видишь, как другие водители показывают тебе средние пальцы. Незнакомцы ненавидят тебя. Но в этом нет ничего личного. После бойцовского клуба ты настолько расслаблен, что тебя просто не растеребить. Ты даже радио не включаешь. Возможно, в ребре у тебя — трещина, которая расходится каждые раз, когда ты делаешь вдох. Машины позади тебя мигают своими огнями. Садится оранжевое с золотом солнце.
Механик ещё тут сидит, ведёт машину. А между нами пирог на мой день рождения.
Страшная штука — видеть парней вроде нашего механика в бойцовском клубе. Костлявые вообще никогда не отрубаются. Они дерутся до тех пор, пока не превращаются в отбивную. Белые похожи на скелетов, которых макнули в жёлтый воск и нарисовали им татуировки, чёрные похожи на сушёное мясо, они обычно ходят парами и выглядят точь-в-точь так, как ребята из общества Анонимных Наркоманов. Они никогда не говорят: — Стоп.
Похоже, что они — энергия в чистом виде, колбасит их так, что по краям видно нечто вроде тумана, и понятно, что у них просто от чего-то отходняк. И если бы у них был выбор — как умереть, они бы выбрали умереть в бою.
И они дерутся друг с другом.
Никто их не вызовет на бой, и они никого на бой не вызовут, кроме другого дёрганного скелетика, кожа да кости, и поэтому никто не захочет с ними драться.
Ребята, которые наблюдают за боем доходяг вроде нашего механика, молчат.
Всё, что ты слышишь, это дыхание бойцов сквозь зубы, шлепки рук, свист и удар, когда кулаки молотят и молотят по вогнутым рёбрам, побелевшим от напряжения. Ты видишь сухожилия, и мускулы, и вены под кожей этих ребят, когда они прыгают. Их кожа будто светится, они потеют под одинокой лампочкой.
Проходит десять, пятнадцать минут. Их запах, их пот и запах, он напоминает жареных цыплят.
Двадцать минут. Наконец, один парень падает.
После боя двое ребят с отходняком зависнут где-нибудь вместе на весь остаток ночи, улыбаясь такой жестокой битве.