Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова)
Шрифт:
Слова Тайлера вылетают из моего рта. А раньше я был таким милым и славным.
Я просто смотрю на своего босса. У моего босса голубые, голубые, бледно-васильковые голубые глаза.
«В полуавтоматическом карабине „Джей-энд-Эр-68“ тоже тридцатизарядный магазин, а весит он всего семь фунтов».
Мой босс только смотрит на меня.
«Это страшно», — говорю я. Возможно, это кто-то, кого он знал годы. Возможно, этот парень знает все о нем, — где он живет, где работает его жена, и куда ходят в школу его дети.
Все это лишает сил и вдруг становится очень-очень скучным.
И зачем Тайлеру понадобилось десять
Мне не нужно упоминать, что я знаю о кожаной обивке, вызывающей дефекты рождаемости. Я знаю о бракованных прокладках тормозов, которые показали себя хорошо и прошли через агента по закупке, но сдали после двух тысяч миль пробега.
Я знаю о реостате кондиционера воздуха, который разогревается настолько, что воспламеняет дорожные карты, лежащие в ящике для перчаток. Я знаю, как многие люди сгорают заживо из-за вспышки в топливном инжекторе. Я видел людей, которым отрезало ноги до колена, когда турбонагнетатели рвались и их лопасти пробивали заслонку, вылетая в пассажирский салон. Я был на выездах и видел сгоревшие машины и отчеты, в которых в графе «ПРИЧИНА АВАРИИ» было помечено «неизв.» «Нет», — говорю, — «Бумага не моя». Я беру лист двумя пальцами и выдергиваю его из руки босса. Край бумаги, должно быть, порезал ему палец, потому что его рука взлетает ко рту, и он начинает усердно сосать его с широко открытыми глазами. Я комкаю лист в бумажный шарик и бросаю его в корзину около стола.
«Может», — говорю я, — «Вам не стоит тащить ко мне каждый кусок мусора, который вы подобрали?» Воскресным вечером я иду в «Останемся мужчинами вместе», — а подвал Церкви Святой Троицы почти пуст. Здесь только Большой Боб и я, — вваливаюсь сюда, каждый мускул моего тела измучен внутри и снаружи, но сердце по-прежнему колотится, и мысли ураганом вьются в голове. Такова бессонница. Всю ночь твои мысли витают в эфире.
Ночь напролет ты думаешь: «Я сплю? Я спал?» Словно в насмешку над травмами, руки Большого Боба, обтянутые рукавами его футболки, вздуты мышцами и сияют мощью. Большой Боб улыбается, он так рад меня видеть.
Он думал — я умер.
«Ага», — говорю, — «Я тоже думал».
— Ну, — говорит Большой Боб. — У меня хорошие новости.
«Где все?»
— Это и есть хорошая новость, — говорит Большой Боб. — Группу распустили. Только я заглядываю сюда, чтобы рассказать об этом парням, которые могут тут показаться.
Я валюсь с закрытыми глазами на одну из клетчатых кушеток из магазина недорогой мебели.
— Хорошая новость в том, — рассказывает Большой Боб. — Что открылась новая группа, но первое ее правило — не упоминать о ней.
Ох.
Большой Боб продолжает:
— И второе ее правило — не упоминать о ней.
Вот черт. Я открываю глаза.
Дерьмо.
— Группа называется бойцовский клуб, — говорит Большой Боб. — И она собирается в ночь каждой пятницы в закрытом гараже за городом. По ночам в четверг есть еще один бойцовский клуб, который собирается в гараже неподалеку.
Мне незнакомы оба эти места.
— Первое правило бойцовского клуба, — говорит Большой Боб. — Не упоминать о бойцовском клубе.
По ночам в среду, четверг и пятницу Тайлер работает киномехаником. Я видел его выручку за прошлую неделю.
— Второе правило бойцовского клуба, — говорит Большой Боб. — Не упоминать нигде о бойцовском клубе.
В ночь субботы Тайлер
— В бою участвуют только двое.
Воскресным утром мы приходим побитыми и спим весь день.
— Бои идут один за другим, — говорит Большой Боб. По ночам в воскресенье и понедельник Тайлер обслуживает столы.
— Драться без обуви и рубашек, — ночью в четверг Тайлер дома, готовит мыло, оборачивает его в бумагу с тиснением и отправляет заказчикам. Мыловаренная Компания на Пэйпер-Стрит.
— Бой продолжается столько, сколько нужно. Эти правила придумал парень, который изобрел бойцовский клуб.
Большой Боб спрашивает:
— Ты его знаешь? Я сам никогда его не видел, — говорит Большой Боб. — А зовут его — Тайлер Дерден.
Мыловаренная Компания на Пэйпер-Стрит.
Знаю ли я его. «Черти…», — говорю, — «Может и знаю».
Глава 13.
Когда я добрался до Отеля Риджент, Марла стояла в вестибюле, одетая в халат. Марла позвонила мне на работу и спросила, не пропущу ли я тренажерный зал и библиотеку, или прачечную, или куда я там собирался после работы, — и вместо этого наведаюсь к ней.
Марла позвонила потому, что ненавидит меня.
Она не сказала ни слова о своем коллагеновом фонде доверия.
А сказала она — не сделаю ли я ей услугу? Марла лежала в постели этим днем. Марла жила на продуктах, которые служба «Еда на колесах» привозила для ее умерших соседей, — Марла забирала их продукты и говорила, что сейчас они спят. Так вот, сегодня Марла валялась в кровати в ожидание доставки «Еды на колесах» между полуднем и двумя часами дня. У Марлы пару лет не было медицинской страховки, поэтому она забросила осмотры, но сегодня утром она проверялась и обнаружила что-то похожее на гниль и узелки у себя в груди, около руки, и сгусток какой-то одновременно твердый и мягкий, и она не может рассказать об этом никому из тех, кого любит, чтобы не напугать их, и она не может позволить себе пойти по врачам, а вдруг это ничего страшного, но ей нужно рассказать об этом кому-то, и кто-то другой должен посмотреть и проверить.
Карие глаза Марлы цветом напоминают животное, которое нагрели в печи и потом бросили в холодную воду. Такой цвет называют вулканическим, гальваническим или каленым.
Марла говорит, что простит мне выходку с коллагеном, если я помогу ей проверить.
Мне ясно, что она не позвонила Тайлеру, потому что не хочет пугать его. А я с ее точки зрения не мужчина, и я ее должник.
Мы поднимаемся в ее комнату, и Марла рассказывает мне, что в дикой природе не найдешь старых животных, потому что они не доживают до старости. Стоит им заболеть или утратить быстроту рефлексов — их убивает более сильное. Животным не положено стареть.
Марла укладывается на кровать, развязывает пояс халата и говорит, что наша культура сделала из смерти что-то неправильное. Старые животные — неестественное исключение.
Уроды.
Марла дрожит и потеет, а я рассказываю ей, как однажды в колледже у меня вскочила бородавка. На пенисе, — правда, я сказал — «на члене». Я пошел в медпункт, чтобы ее убрали. Эту бородавку. Уже потом я рассказал об этом отцу. Это было годы спустя, и мой папа посмеялся и сказал мне, что я был дураком, потому что такие бородавки — как природный презерватив с рифлением. Женщины их любят, и Бог оказал мне услугу.