Бойцы моей земли (Встречи и раздумья)
Шрифт:
Какие стихи писал школьник Коля Шундик — не знаю. Зато многие знают, какие повести и романы написал дальневосточный учитель Николай Шундик — «На земле Чукотской», «На севере дальнем» и «Быстроногий олень». Сергею Воронину в юности довелось побывать с изыскательной партией в родной для Николая Шундика дальневосточной тайге. Так родились две таежные
«Родник у березы» — большое эпическое полотно, движущаяся история дальневосточного края, а «Две жизни» — лирический дневник молодого изыскателя. Что, казалось бы, между ними общего? А оно есть. Оба писателя пристально вглядываются в таежную жизнь тридцатых годов, зорко подмечают, что было действительно новым, а что было старым, лукаво надевшим личину нового.
Будь то партия изыскателей или коренные таежники — борьба шла везде. Изворотливые себялюбцы, играя на излишней подозрительности, пользовались недозволенными приемами, иногда им удавалось оклеветать честных патриотов. Но народ обмануть нельзя.
Вслушайтесь в легенду старика Селивестра из романа Н. Шундика: «Растет, говорит, на заветном месте столетняя береза. Вот уже век целый по весне она дает свой чистый, как слеза, сок. Коль честный человек отведает соку этого, сбудутся все его желания, потому что у него не может быть желаний других, кроме самых добрых. Коль недобрый человек отведает, скорчится, потемнеет, как березовая кора от огня, его сердце, окостенеют руки его, ноги и язык. Вот как покарает его береза».
И в романе «Родник у березы», и в романе «Две жизни» правда побеждает кривду, но эта победа дается нелегко. Гибнут замечательные люди, жертвы этой кривды. Оба писателя движимы благородным желанием, чтобы впредь эти победы доставались не столь тяжелой ценой.
У Николая Шундика язык по–народному метафоричен и лаконичен. Иногда его густо населенный роман напоминает сценарий. Сюжет остро драматичен. Это и понятно: Шундик давно пишет пьесы. Сергей Воронин более сдержан, хотя его роман написан от первого лица. Но иногда поэт прорывается сквозь отрывистую дневниковую форму романа, отнюдь не растворяя образа молодого изыскателя Алеши Коренкова: «…Все дальше уходит поезд. Свежий ветер врывается в окно. Он пахнет землей, водой, лесами. Откуда он примчался? Ветер–бродяга, странник, путешественник, изыскатель… Где он только не бывал! Пожалуй, весь земной шар облетел и теперь, как голубь, бьется у меня на груди…»
Лиризм повествования объединяет автора и его героя. И это для романтической прозы закономерно. Вспомните лирическое обращение Олега Кошевого к матери в фадеевской «Молодой гвардии». И там мы чувствуем удивительное тождество чувств автора с чувствами героя.
Многое предстоит узнать главным героям этих двух романов, разобраться в людях, закалить свое гражданское мужество, а главное выбрать настоящий путь в жизни. Речь идет не только о том, какой проект будет принят — скальный или правобережный («Две жизни»), кто в конечном счете победит — старый большевик, первый председатель таежной артели Корней Кленов и другие патриоты или горе–председатель Митин, карьерист, сменивший Кленова, и все, кто расчетливо выдвигал Митина («Родник у березы»). Речь идет о победе ленинской правды.
Два очень разных писателя, внимательно анализируя трудную и прекрасную жизнь своего поколения, пришли к одному выводу: народ, вооруженный этой правдой, непобедим.
ЧИСТЫЕ ПРУДЫ
Детство
В центре нагибинской повести обыкновенные московские подростки, которые еще сами не знают, кем они станут завтра. В них много хорошего, но много еще и неясного. Вот школьная красавица Нина Варакина, в которую в старших классах влюблялись все парни. Главного героя, от лица которого ведется повествование, не раз за нее били соперники. Нина не жалела для своего друга носовых платков, чтобы тот утирал кровь. Но своенравную девчонку не очень–то трогала рыцарская жерственность друга.
«Когда мы стали старше, драки прекратились. Мы могли спокойно сидеть на скамейке Чистых прудов и в тысячный раз выяснять, почему я ей не нравлюсь, вернее, нравлюсь, но как–то не так. Не так, как наш бывший вожатый Шаповалов, не так, как Лемешев, не так, как летчик Громов, не так, как Конрад Вейдт и Борис Бабочкин, — перебирал я мысленно, поскольку знал все самые сильные Нинины влюбленности. Величие и отдаленность этих моих соперников избавляли меня от ревности, но не от тоски».
В конце повести главный герой, долго искавший себя, побывавший в трех институтах и в конце концов ставший писателем, встречает Нину, которая преподает физкультуру в столичной школе. Она вышла замуж не за Лемешева, не за Бабочкина, а за соученика Юрку Петрова, «длинновязого чудака с хрупкими костями, которые он постоянно ломал на велосипедном треке, на лыжном трамплине или на Чистопрудном катке». Главному герою «это казалось чудовищной издевкой, тем более что прежде она не испытывала к нему ни малейшей склонности», но он ошибался.
Из скромника Юрия Петрова, беззаветно помогавшего Нине в трудные годы, вышел замечательный инженер–конструктор. Они с Ниной воспитали двух хороших сыновей. И все же чувствуется, что чего–то в жизни Нина не нашла, не осуществила своей большой мечты. Она, человек незаурядный, могла дать больше. Кто виноват? Возможно, ее увлекающаяся, непостоянная натура. Помоги ей кто–либо раньше умным советом или пойми она глубже себя — Нина могла бы стать настоящей актрисой. Исповедуясь главному герою, она отнюдь не строит иллюзий насчет себя:
«Я вообще была прекрасна только в трудные минуты. А в остальное время — скверная девчонка. Мне все время хотелось нравиться, крутиться среди разных людей, и чтобы все мною восхищались. Сколько я целовалась просто так, чтобы растормошить какого–нибудь лентяя!.. А ты, с твоей привязанностью, просто меня пугал. Быть с тобой — значило быть всегда хорошей, а я знала, что это мне не по силам, а обманывать тебя не хотелось».
Верный и тонкий самоанализ. Главный герой «понял тайну Нининого обаяния: она была естественна, как сама земля». А нам жаль эту одаренную, но не нашедшую по–настоящему себя в жизни натуру. Хотел ли автор этого или не хотел, но Нине противостоит в повести образ чистой и настойчивой Жени Румянцевой, мечтавшей стать астрономом и погибшей в войну за штурвалом самолета. Герой не без основания считает, что Женя — лучший человек из тех, кого он знал. Но и Юрка Петров по благородству души и тому, что он в жизни сделал, не уступает Жене. К сожалению, оба эти образа находятся все же где–то на «околице» повести, сильной прежде всего деталями.