Бойцы
Шрифт:
– Много больных на пристани? – спросил я.
Доктор с недоумением посмотрел на меня, пожевал губами и с уверенной улыбкой проговорил:
– Вы лучше спросите, чем они живы, эти бурлаки… Помилуйте! Каждая лошадь лучше питается, чем весь этот народ. А работа? Да это чистейший ад… Тиф, лихорадка, – так и валятся десятками!
– Больница есть?
Доктор только махнул рукой и опять задремал.
Игра, несмотря на предупредительное шипение хозяина, разгоралась. Кучки денег на зеленом столе росли, а с ними росло и оживление игроков. Особенно типичны были управители, которые живут на Урале, как помещики. Это совершенно особенный тип, создавший кругом
Один из управителей, еще молодой господин, с жирным лицом и каким-то остановившимся взглядом, выглядывал настоящим американским плантатором; другой, какой-то безыменный немец, весь красный, до ворота охотничьей куртки, с взъерошенными волосами и козлиной бородкой, смахивал на берейтора или фехтовального учителя и, кажется, ничего общего с заводской техникой не имел. Немец хлопал рюмку за рюмкой, но не пьянел, а только начинал горячиться, причем ломаные русские фразы так и сыпались у него из-под лихо закрученных рыжих усов.
– Пастаки!.. – постоянно повторял немец, когда у него убивали карту. – Сукина сына, туда твой дорог… Швинья – карт!
Служащие помельче сбились в самый дальний уголок и там потихоньку перешептывались о своих делах. К заветному столику с винами они подходили не иначе, как по приглашению хозяина.
– Егор Фомич изволят шевелиться… – змеиным сипом докладывал хозяину какой-то господин, нечто среднее между служащим и лакеем.
– Шш… – зашипел опять хозяин, а потом, обратившись к «среднему», категорически объявил: – У меня смотреть в оба! И ежели где-нибудь что-нибудь пошевелится или застучит – ты в ответе… Понял?
«Среднее» исчезло, чтобы через пять минут опять появиться в дверях.
– Егор Фомич изволили проснуться…
Это известие всех заставило встряхнуться и принять надлежащий вид. Руки как-то сами собой застегивали пуговицы у сюртуков и визиток, поправляли галстуки, лезли в карман за носовыми платками, и соответственно этому слышались глубокие вздохи, осторожные покашливания, – словом, производились все необходимые действия, соответствующие величию Егора Фомича.
– Господа! Пожалуйте в залу! – пригласил всех хозяин. – Егор Фомич, вероятно, будут сейчас кушать чай.
В светлой зале за большим столом, на котором кипел самовар, ждали пробуждения Егора Фомича еще несколько человек. Все разместились вокруг стола и с напряженным вниманием посматривали на дверь в кабинет, где слышались мягкие шаги и легкое покашливание. Через четверть часа на пороге, наконец, показался и сам Егор Фомич, красивый высокий мужчина лет сорока; его свежее умное лицо было слегка помято недавним сном.
– Не помешали ли вам отдыхать, Егор Фомич? – суетился поверенный, забегая петушком перед «самим».
– Ах нет, прекрасно выспался, – небрежно ответил Егор Фомич, галантно здороваясь с гостями.
С особенным вниманием отнесся Егор Фомич к высокому седому старику раскольничьего склада. Это был управляющий…ских заводов, с которых компания «Нептун»
– Надеюсь, вы все видели, все наши порядки? – лебезил перед стариком Егор Фомич, заискивающе улыбаясь.
– Да, видел-с… Народ распустили – безобразие! – коротко отвечал старик. – Порядку настоящего нет…
– Ах, Парфен Маркыч, Парфен Маркыч! – взмолился Егор Фомич, делая выразительный жест. – Не старые времена, не прежние порядки! Приходится покоряться и брать то, что есть под руками. Сознаю, вполне сознаю, глубокоуважаемый Парфен Маркыч, что многое выходит не так, как было бы желательно, но что делать, глаза выше лба не растут…
Говорить умел Егор Фомич необыкновенно душевно и вместе уверенно. Голос у него был богатый, с низкими грудными нотами; каждое слово сопровождалось соответствующим жестом, улыбкой, игрой глаз, отражалось в позе. Одним словом, это был тертый калач, видавший виды. Семен Семеныч с благоговением заглядывал в рот своему божку и не смел моргнуть. Глядя на бесцветную вытянутую фигуру Семена Семеныча, так и казалось, что она одна, сама по себе, не имела решительно никакого значения и получала его только в присутствии Егора Фомича, являясь его естественным продолжением, как хвост у собаки или как в грамматике прямое дополнение при сказуемом. Бывают такие люди-дополнения, смысл существования которых выясняется только в присутствии их патронов: люди-дополнения, как планеты, в состоянии светить только заимствованным светом.
– Я рад, господа, видеть в вашем лице людей, которые являются носителями промышленных идей нашего великого века! – ораторствовал Егор Фомич, закругляя руку, чтобы принять стакан чая. – Мы живем в такое время, когда просто грешно не принимать участия в общей работе… Помните евангельского ленивого раба, который закопал свой талант в землю? [10] Да, наше время именно время приумножения… Не так ли, Павел Петрович? – обратился он к становому.
– А… что?.. Так точно-с… – отозвался Павел Петрович, бурбон чистейшей воды.
10
Помните евангельского ленивого раба, который закопал свой талант в землю? – Талант – древняя денежная единица; в евангелии рассказывается о рабе, который закопал в землю деньги, оставленные ему господином во время его отсутствия; по возвращении хозяина раб выкопал деньги и возвратил их полностью; другой раб пустил оставленные деньги в оборот и вернул их с процентами. Закопать, зарыть талант – оставить знания, способности, средства без развития и приумножения.
– Надеюсь, вы не откажетесь в числе других принять участие в общем труде?
– Помилуйте-с, с большим удовольствием!
– И отлично. Значит, вы поступаете в число акционеров нашего «Нептуна»?
– Дда… то есть нет, пока… Вот мы с доктором пополам возьмем одну акцию.
– Я, право, еще не знаю, – отозвался доктор. – Да и денег свободных нет… Нужно подумать…
– Чего же тут думать? – вежливо удивлялся Егор Фомич. – Помилуйте!.. Дело ясно, как день: государственный банк платит за бессрочные вклады три процента, частные банки – пять – семь процентов, а от «Нептуна» вы получите пятнадцать – двадцать процентов…