Бойня
Шрифт:
— В точку, сладенький. — Довольно кивнула наемница. — Я самое главное забыла рассказать: на город Стая идет. Большой рейд. Весь клан собрался. И если ты думаешь, что это фигня, и Бойня выстоит, ты глубоко ошибаешься. Брокер в сговоре со зверями и откроет ворота. Так что, завтра в Бойне… — подбросив в руке щипцы, наемница ухмыльнулась, — будет настоящая… бойня.
— Ллойс. А как же… — Мы что, просто уйдем? — Неверяще протянула Кити и, застонав, приложила руки к вискам.
— А что ты предлагаешь? Драться с тысячей рейдеров? У нас из оружия — мое рубило, его когти да твоя лупара.
— Но… — Кити моргнула. — Дядя Болт, Майло, Магад, Пиклс… Мы их что, бросим?
— Слушай, принцесса, — вскочив на ноги, Ллойс бросила щипцы и перекись обратно в сумку и принялась мерить кузов пикапа шагами. — Болт и Майло взрослые мальчики. Они знают, что делать. Магду ты знаешь пару дней, а Пиклс… Он, всё равно, тебе не нравится… К тому же, я не думаю, что Болт их бросит. Выкрутятся. Максимус и не из таких передряг выбирался…
— Это не ты… — Девушка перебила Элеум и, сжав кулаки, упрямо выдвинула подбородок. — Это не ты… Ты так никогда не сказала бы… Ты бы не бросила друзей…
— ОНИ МНЕ НЕ ДРУЗЬЯ!! — Неожиданно гаркнула наемница и, с хрустом сжав кулаки, топнула ногой с такой силой, что автомобиль закачался. Вокруг кистей и предплечий Элеум заклубилось горячее марево. — В задницу таких друзей!! Я не собираюсь подыхать…
Встретившись взглядом с Кити, наемница осеклась на середине фразы.
— А-А-А-А! — Лицо наемницы поплыло, черты обострились, из глубины на секунду выплыло что-то древнее, хищное и жадное. В глазах сверкнуло желтое пламя.
— А-А-Р-Р-А! — Издав очередной, полный ярости крик, Ллойс резко развернулась к испуганно отшатнувшемуся от нее гладиатору.
— Новый план, — прошипела она, брыжжа слюной. — Я тебя штопаю. Ты берешь кисоньку и двигаешь на север. В Красный двор. В сам город не заезжай. Остановитесь в трактире «Трехногий конь». Скажи хозяину, что ты мой друг, он поселит тебя бесплатно. Ждете меня неделю, если нет…
— Не пойдет, — покачал головой великан. — Ты можешь убить меня на месте, но не пойдет. У меня в Бойне тоже есть… друзья. И я никогда не был трусом. Всю свою грёбаную жизнь я только пил, жрал, трахался и дрался. Каждый день рисковал своей задницей ради грёбаного серебра. Даже если всё так плохо, как ты говоришь… Я, всё равно, буду драться.
— Тогда ты сдохнешь…
— Может и так, — оскалил железные зубы великан. — Только, тогда это будет мой собственный выбор.
— Чёрт… Чёрт. Чёрт. Чёрт. Чёрт. — Плечи наемницы неожиданно поникли. — Ладно… — Выдохнула она, спустя минуту. Ладно, чёрт возьми. Если вы решили сдохнуть и утянуть меня за компанию…
— Если мы всё решили… Может, тогда всё-таки, попробуешь меня зашить? — Кивнув на рану, великан зябко поежился. — И зачем ты, чёрт возьми, достала из сумки ту штуку?
— Чтобы вытащить пулю, сладкий, — бесцветным голосом проронила наемница и снова склонилась над аптечкой.
— Вот дерьмо… — Уныло протянул гладиатор.
— Оно самое… — фыркнула Элеум. — Оно самое.
****
Лед умирал. Он знал, что умирает и от этого знания почему-то становилось немного легче. При попадании пули пятидесятого калибра в конечность, эту самую конечность просто-напросто,
Вколотый на автомате коктейль из стимуляторов противошоковых, а также пара прицепленных к разгрузке медшотов не дали ему умереть сразу. Но достаточно было взглянуть на рану, чтобы понять: его смерть — дело времени. Хуже всего, что химия и чертовы заживляющие наноботы не давали ему потерять сознание, оставляя его на той грани апатии, когда единственным ощущениям оставалась нестерпимая боль. Пальцы наемника всё ещё скребли по земле, инстинктивно запихивая обратно в зияющую, исходящую сукровицей дыру обрывки внутренностей. Загребали вместе с кровавым фаршем песок и мелкие камни, воспаленные, слезящиеся глаза слепо шарили по земле в поисках того невероятного чуда, что могло бы ему помочь.
Но Лед понимал, что чуда не случится… Возможно, окажись он сейчас в хорошей клинике, ещё можно было бы побарахтаться, сдать все нычки с припрятанным серебром, отдать последнее, стать клюющей по ложке размолотой каши и гадящей себе в штаны развалиной, но Пустошь не прощает слабых. Так что, пришло время умирать. Подняв глаза к солнцу, наемник растянул покрытый кровавой пеной рот в бешеной улыбке и захихикал. Вернее, он хотел засмеяться, но из груди вырвалось лишь слабое, принесшее с собой очередную волну боли шипение. Дышать с каждым вздохом становилось всё труднее и труднее, странное ледяное онемение медленно поднималось к трепыхающемуся, словно птица с оторванным крылом, сердцу.
— Суки… — прохрипел наемник. — Ненавижу… Всех ненавижу.
Неожиданно в паре шагов от него раздалось чуть слышное шуршание. Сделавший над собой невероятное усилие, Лед скосил глаза, и бешеная ухмылка на его лице сменилась гримасой отвращения и страха.
— Людь. — Прогудел серокожий, пнув ствол искореженной винтовки, и довольно оскалился. — Людь. Дохлый.
— Не людь, а человек. Правильно говори. — Ворчливо заметил второй, подойдя к стоящему в десятке метров от наемника мотоциклу, и принялся скрести обломанными ногтями по бугристой коже мощного, словно гранитный валун, затылка. — И не дохлый ещё. Видишь — дышит.
— Скоро сдохнет. — Усмехнулся первый. — Не донесём. Другая человеки убежала, а этот остался. Странно.
— Не донесём — сожрём. — Безразлично пожал плечами второй серокожий. — А другая, пусть ушли. Это есть хорошо. Большой человека воин. Баба с красный волос воин. Мелкий баба без носа из бум палка метко-метко стрелять. Тоже воин. Пусть ушли. Надо самим идти. Новый нора искать. Старый совсем гореть.
— Не баба. Жалко. — Вздохнул первый, сделав сотрясающий землю шаг по направлению к наемнику, жалостливо сморщился. — Баба хочу. И жрать.