Бойся меня
Шрифт:
– Здравствуй, – вдруг произносит Савва, перед тем как открыть глаза.
Да, теперь ему совсем не двадцать пять. Его взгляд старше меня на пару десятилетий.
– Как ты узнал, что я не сплю? – от неожиданности и лёгкого замешательства я спрашиваю первое, что приходит в голову. – У тебя есть сверхспособности?
– Люди чувствуют, когда на них смотрят. Особенно так, как смотрела ты, – на его щеке появляется ямочка: – Ты меня разглядывала. Любой бы на моём месте проснулся.
Савва смотрит на меня со своей излюбленной пристальностью, словно ему требуется изучить мысли, накопленные мной за ночь.
Его ладонь ложится мне талию, обдавая её жаром через халат, который на удивление всё ещё на мне надет, и тянет к себе.
– Мне нужно пойти в душ, – бормочу я, выскальзывая из-под его руки, отчего она падает на одеяло. – На кухне есть кофемашина, если захочешь выпить кофе.
Когда я, хромая, улепётываю из собственной спальни, то трусливо надеюсь, что умение Саввы читать знаки подскажет ему: я хочу, чтобы он ушёл. Я ведь ничего ему не должна. Меня чуть не изнасиловали, и я честно предупредила, что мои поступки продиктованы состоянием аффекта. Он ведь не маленький мальчик и должен понимать, как работают случайные связи. Что изменилось между нами, кроме того, что мы целовались и он довёл меня до оргазма? Савва по-прежнему мне не подходит. И я даже фамилии его не знаю.
Убедившись, что дверь в ванную заперта, я скидываю халат и по привычке встаю перед зеркалом. Кроме разбитой губы и подвёрнутой лодыжки, тот жлоб-насильник, к счастью, не оставил на мне своих следов. Зато оставил Савва: соски напряжены и слегка потемнели. От новой волны воспоминаний живот сводит горячей судорогой. Влажные движения его языка, звуки сбившегося дыхания, пальцы, пробегающие по рёбрам…
Я захожу в душевую кабину и с грохотом сдвигаю её створки. Хватит. Лучше подумать над тем, что сказать Андрееву о своем невыходе на работу. Может, так и сказать? «Меня собирался изнасиловать бомж, Константин Борисович. Требуется пара дней, чтобы морально восстановиться».
Перед глазами моментально всплывает удовлетворённое лицо Гордиенко, и я морщусь. Вот кто не преминет обернуть ситуацию против меня. С женщиной сложнее иметь дело, потому что её можно легко изнасиловать, и впоследствии она не выйдет на работу. И ведь не поспоришь: мужчин действительно насилуют куда реже.
Как бы там ни было, сегодня на работу я точно не выйду, в противном случае это будет попахивать фанатизмом. Андреев всё же женат, и у него тоже есть дочь. Может, произошедший со мной инцидент всколыхнёт в нём родительские чувства, и он не позволит мудаку Гордиенко оккупировать себе мозг хотя бы ближайшие сутки. Контракт с «Аэлитой» должен быть моим.
Когда я выхожу из душа, замотавшись в новый халат (старый сменила намеренно, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций), то застаю Савву на кухне, уставившимся в телефон.
На что я надеялась? Что он просто уйдёт, прикрыв за собой дверь? Маловероятно.
– Ты не стал делать себе кофе? – я киваю в сторону кофемашины и иду к шкафам, чтобы достать чашку. – Будешь?
Ответа не следует, и тогда
Странное это чувство: хотеть, чтобы человек ушёл, и одновременно любоваться им. Но Савва же «слишком» для тебя, ты ведь помнишь, Мирра? Ни в коем случае нельзя об этом забывать.
– Ну так что? – я улыбаюсь ему официальной улыбкой, дающей понять: с утра мы порознь. – Сделать тебе кофе?
– Трусиха, – глухо и резко изрекает он, убирая телефон в карман брюк. – Снова прячешься за своим тесным скучным панцирем.
Улыбка сползает с моего лица, но я насильно натягиваю её обратно. Даже если он увидел меня вчера потерянной и испуганной, это совсем не означает, что ему позволительно так со мной разговаривать.
– Никакого панциря нет. Это и есть моя жизнь: комфортная и взвешенная. И я чувствую себя в ней отлично, Савва, что бы ты там ни думал.
Синие глаза вспыхивают гневом, от которого мне слабовольно хочется отступить назад.
– Ты врёшь не только мне, но и себе. Вчера ты была настоящей, честной и нуждающейся.
Стиснув зубы, я отворачиваюсь к шкафу и начинаю греметь чашками. Он слишком много о себе возомнил. Я не приглашала его в свою жизнь. Он в неё просочился и теперь пытается навязать мне свою теорию о совпавших дефектах.
– Спасибо тебе за спасение, Савва, но давать оценку тому, правильно ли я живу, я не позволяю даже собственной матери.
В подтверждение своих слов я вновь поворачиваюсь к нему и смотрю в его невероятные глаза. Вчера он обыграл меня по всем фронтам, но сегодня я снова в ресурсе. Нет, я не маленькая потерявшаяся девочка, которую нужно спасать. Я та, кто с восемнадцати лет заботится о себе сама и до вчерашнего момента прекрасно с этим справлялась.
– Вчера я сказал, что ты для меня особенная. Это правда.
Он не пытается меня тронуть или польстить. Он произносит эти слова гневно и с вызовом, после чего подхватывает пиджак, перекинутый через спинку барного стула, и выходит из кухни. В прихожей раздаётся шорох надеваемой обуви, и когда я, хромая, выскакиваю, чтобы его проводить, Саввы уже нет.
14
– Константин Борисович, я прекрасно понимаю, что имеет в виду ваш заместитель, и поверьте, в ситуации десятилетней давности я бы первая подняла руку в знак согласия. Но не сейчас.
Я беру намеренную паузу и смотрю в глаза генеральному. Давай. Возьми в руку эту чёртов карандаш и готовься меня слушать.
Пальцы Андреева пробегаются по остро отточенному карандашу с надписью «Ландор», пару секунд постукивают по нему, но не поднимают.
– Излагай свою точку зрения, Мирра. Матвея Андреевича я уже накануне выслушал.
В этом никто и не сомневался. Именно поэтому на лице Андреева в данный момент процветает снисходительный скепсис. В одном Гордиенко не откажешь: он умеет быть убедительным. Наверняка с пеной у рта вещал о своей великой миссии поддержания имиджа «Ландор». На словах этот мудак исключительно чистоплотен и высокоморален.