Шрифт:
Валерий Нечипоренко
БОЙСЯ ПЕСКОВ
С легкой руки сэра Артура Конан Дойла затерянный мир обычно ищут среди непроходимых дебрей и болот, за стеной отвесных скал. Однако же на планете существует немало мест, внешне открытых, кажущихся легкодоступными, но в действительности столь обособленных, что там до сих пор едва ли ступала нога человека.
Если вы посмотрите на карту Азии, то восточнее Каспия легко отыщете плато Устюрт гигантский стол, поднимающийся над уровнем моря в среднем на 120-180 метров и простирающийся до самого Арала. Несмотря на то, что через северную оконечность плато в
Я не стану решительно настаивать на версии о подлинности песчаного чудовища, и все же...
Впервые я услышал о нем четверть века назад.
В ту пору, будучи молодым специалистом по строительству высоковольтных линий, я сидел с бригадой монтажников на станции Ак-Чалак. Так именовался крохотный разъезд на только что построенной через Устюрт железной дороге, по которому еще не началось регулярное движение поездов.
Был саратан самый знойный период лета. Солнце, будто насмехаясь, раскаляло и без того растрескавшуюся, твердую, как бетон, землю. Соль выступала, казалось, даже на рельсах, к которым невозможно было притронуться. Далеко на горизонте желтели крутые уступы чинки.
Мы столпились у короткого состава: раз в две недели, по четвергам, локомотив прикатывал из Кунграда цистерну с теплой солоноватой водой и вагон-магазин с неизменным ассортиментом: хлеб, рыбные консервы, макароны, чай, сигареты.
Внезапно раздался удивленный возглас. Кто-то из наших заметил, что по гребню чинков движутся три точки. На миг мы забыли о покупках: ведь за полтора месяца в той стороне не случалось увидеть даже парящей птицы.
Прошло, должно быть, часа полтора, когда к разъезду приблизился небольшой карнавал.
Впереди шел поджарый кочевник в пропыленном ватном халате и высокой бараньей шапке, такой древний, что его лицо, казалось, состоит из одних морщин. В поводу он вел навьюченного двугорбого верблюда. Сам ступал с той неторопливой легкостью, какая отличает людей, привыкших ежедневно покрывать пешком десятки километров.
На втором верблюде величественно восседала полная женщина средних лет в длинном темном платье, черном бархатном жилете и коричневых ичигах легких восточных сапожках. Ее голова была повязана цветастым платком, но широкое азиатское лицо оставалось открытым у кочевников женщины никогда не носили чадру.
Замыкал шествие третий верблюд, на котором сидел мужчина неопределенного возраста, чрезвычайно изможденный. Он раскачивался между горбов, как китайский болванчик, рискуя вот-вот свалиться. На его голове красовалась мятая соломенная шляпа, одежда же более заслуживала именоваться лохмотьями.
Верблюды ступали след в след, хотя вокруг была необъятная ширь.
По местному обычаю, мы пригласили путников к столу. Объяснялись жестами, ибо кочевники, как правило, совершенно не понимают по-русски, а может, просто делают вид, что не понимают.
Господи, неужели добрался?! воскликнул вдруг на чистейшем
Мы изумленно пригляделись. Белесые ресницы, а в особенности курносый нос выдавали в нем славянина.
За столом он поведал нам свою удивительную историю.
Вот вкратце его рассказ.
Меня зовут Александр Гуслянников, Алик. Сам я ленинградский, а в Кунград приехал на два года по найму. Устроился водителем в управление механизации. На позапрошлой неделе мой начальник вызывает меня и говорит:
Алик, мои кавказские родственники купили для меня машину. Надо перегнать. Возьмешься?
Я согласился не раздумывая. Отчего не посмотреть новые места?
Самолетом добрался до Баку, там принял машину новенькую молочную Волгу и вместе с ней погрузился на паром до Красноводска. Далее я намеревался ехать через Ашхабад Мары Чарджоу Ташауз. Крюк ого-го!
На пароме, на свою беду, сошелся я с одним туркменом из Куня-Ургенча. Хороший мужик, звать Курбан. Он тоже перегонял машину Москвич и, значит, были мы попутчики.
Узнав о моих планах, он рассмеялся:
Зачем через Мары? Поедем напрямую. Раза в четыре короче.
Как напрямую? удивляюсь. Через Устюрт, что ли?
Конечно!
Да ты что?! Заплутаем!
Не бойся, дорогой. Многие ездят через Устюрт. Я сам три раза ездил. Есть накатанная колея. Есть приметы. Надо только не сворачивать и держаться подальше от песков.
Он говорил с такой уверенностью, что я не только согласился, но и загорелся идеей. Я вообще заводной.
Словом, когда через сутки мы вошли в красноводский порт, я был твердо настроен на короткую дорогу.
Ранним утром мы отправились в путь. Но едва отъехали от Красноводска, как у Москвича застучал мотор. Пришлось Курбану остаться. Мне бы, дураку, повернуть обратно, да куда там! Говорю же заводной характер! Притом Курбан меня поддержал. Начертил схему, обозначил на ней ориентиры, все растолковал.
Держись колеи, и все будет хорошо. Ребенок, и тот проедет. Но на прощание предостерег еще раз: Бойся песков! Там нечисто...
И вот я на Устюрте.
Ничто не вызывало опасений. Я уверенно гнал вперед по солончакам и такырам, опустив стекла. Только на большой скорости можно было спастись от нещадного зноя. Часто встречались пухляки этакие озерца мельчайшей невесомой пыли, в которой машина могла утонуть по оси. Перед пухляками дорога разбивалась на десятки рукавов: каждый водитель искал более подходящий объезд. За пухляком рукава снова сходились в единое русло. Основная колея была хорошо накатана, сбиться с нее казалось невозможным.
В точности появлялись приметы, обозначенные Курбаном: тригопункт из пропитанных антисептиком бревен, шест с выцветшей тряпкой на макушке, куча камней, одинокая скала, лысая покрышка...
Постепенно у меня начали слипаться глаза: все же накануне я провел две почти бессонные ночи. Да и монотонность пейзажа убаюкивала...
Вдруг самым краешком угасающего сознания я понял, что сплю, причем давно. Резко ударил по тормозам.
Машина стояла среди чахлых кустиков кейреука. Колеи не было. Я похолодел, но сумел взять себя в руки. Не паниковать. Не мог я отъехать очень далеко. Сейчас вернемся на трассу по собственным следам.