Боже мой, какая прелесть!
Шрифт:
– Но как же?.. – Я даже не смогла оформить вопрос и только развела руками.
– А деньги, Сашенька, давно делают сами себя. У Миши есть несколько менеджеров – у каждого свой фронт работы: металл, недвижимость, инвестиции, анализ. Миша только потоками руководит да купоны стрижет…
Теперь все это я объясняла Маргарите:
– Богатство не всегда бьет по глазам, Кулемина.
Умные люди не выпячиваются, так проблем меньше.
Но Риткин пыл угас. Примерно на минуту.
Со вчерашнего вечера Кулемина воображала свидание с Дмитрием Павловичем
Расстроилась моя Ритуся так потешно, что я даже не стала тащить ее в глубину сквера, дабы снять с головы белокурый парик. Второго подряд расстройства за столь короткое время Ритусик моя не выдержит.
Давая ей время приладить действительность к фантазиям, я подошла к угловому дому возле сквера и выглянула в переулок.
Тихий и довольно извивистый, он не пугал совершенно. Возле крыльца, оснащенного табличкой нотариальной конторы, стояли две пожилые тетки; мужчина в строительной робе нес куда-то ведро, заляпанное цементом.
Машин в видимой части проулка не было, как и движения. Никто за домом не наблюдал. Засад не строил.
Ритуся любовалась собой в зеркало пудреницы и губами друг о друга шлифовала блеск.
Фантазерка.
Я усмехнулась и, подойдя ближе, сказала:
– Ладно. Топай к своему красавцу. Только прошу, рта лишний раз не разевай, хорошо?
– Саш, я что – дура? – не отрываясь от зеркальца и поправляя пальцем челку на уровне бровей, сказала Ритка. – Я только туда и обратно. Рабочий день, полный офис народу, чего волноваться? Туда и обратно. Скажу, кто я, что имею и предложу обмен – защиту на документы. Кто не согласится на такое предложение?
– И не вздумай твердить о вознаграждении!
– Не вздумаю, – монотонно отозвалась Ритка, и я почему-то ей не слишком поверила. Вчера вечером Кулемина недолго боролась с искушением: в какой роли выступить? Бескорыстной девы-спасительницы или нормальной, трезво мыслящей тетки с уклоном в рачительное сребролюбие?
Ритуся поймала мой недоверчивый взгляд и буркнула:
– Да не вздумаю, не вздумаю! Ты сама тут не зевай.
– Зевать я буду не отсюда, – поглядывая в переулок, сказала я. – Ты постой тут немного, я обегу квартал и встану в арке розового дома напротив. Видишь – оттуда офис как на ладони.
– Угу, – сказала Ритка. – Ни пуха ни пера. – И вдруг спохватилась: – Ой! – перевесила большую нарядную сумку на живот, покопалась в ее внутренностях и достала мобильный телефон: – Вот, держи. Это Андрюшин мобильник, мы его отобрали, чтобы на даче с дружками не созванивался. Мой номер забит на тройку для быстрого набора. Батарею я зарядила, буду звонить – ответишь. На дисплее высветится «Тетя», а я у Андрюши одна. Понятно?
И о чем она раньше думала, предусмотрительная моя?!
Наверное, о красивом бизнесмене Кравцове и его симпатичных
Я взяла телефон оболтуса Андрюши, сказала Ритке «с Богом» и отправилась обходить большой старорежимный квартал тихого центра столицы.
В подворотне розового дома пахло туалетом и разлитым пивом. Пока я бегала вокруг квартала, напротив парадного крыльца дома с тремя вывесками остановились два автомобиля. Пассажиров в них не было. Никто не прятался за слегка тонированными окнами, никто не прогуливался вдоль бордюров, изображая беспечность; по тротуарам спешили озабоченно-деловые москвичи, традиционно невнимательные к окружению, да две девчушки, облизывавшие фруктовый лед, скакали по солнцепеку в направлении моей подворотни.
Невероятно красивая, яркая Ритусик вышагивала по тротуару, и в голове моей сама собой зазвучала песенка «мой Лизочек так уж мал, так уж мал, что из листика сирени сделал зонт себе для тени и гулял, и гулял…». Кажется, именно так, меняя «Лизочек» на «Ритусик», напевала Маргарите ее мама в минуты любования подрастающей доченькой…
Легконогая Ритусик вышагивала по тротуару, как по подиуму конкурса «Мисс Вселенная». Легкий ветерок развевал полы нежнейшего платья, эфемерные босоножки, состоящие из одних ремешков и камушков, уверенно уминали асфальт.
Ритуся выглядела экзотической бабочкой, случайно спорхнувшей на тротуары северного города.
«Эх, таки надо Кулемину к моему стилисту отвести! Пусть нарастит ей пряди или еще чего придумает. Вон какая прелесть вышагивает!»
Ритуся, пожалуй, подозревала, что я ею любуюсь. Она ощущала себя красоткой и передвигалась пластично, словно и не твердила много лет подряд: уверенно я чувствую себя только в брюках! Кулемина залезла в брючные костюмы как в панцирь, как будто навсегда. И ноги прятала так, словно они у нее от рождения кривые и волосатые!
Да половина манекенщиц с такими ногами ходят! И хоть бы кто пожаловался. А Ритуся заладила: мне не к лицу короткие фасоны, мне ни к чему платья и юбки, я не умею в них ходить.
Однако ж, нет. Умеет. Шагать, показывая всему свету стройные, заголившиеся от ветра бедра!
Ритуся бодро ступила на крыльцо в одну ступеньку, откинула с плеча белую прядь и открыла наполовину деревянную, наполовину застекленную могучую дверь. Я сжала кулаки на удачу и подальше высунулась из подворотни.
В переулке, если не считать нескольких торопливых пешеходов, никакого движения. Никто не выдвинулся ближе к двери офиса, не зашел следом. Худой полосатый кот перебежал дорогу и юркнул в подвал розового дома.
Я перевела дух и начала шептать молитву о заступничестве, которой научила меня бабушка. Слова помнила через пень-колоду, но надеялась на истовость исполнения. Моя Ритусик вошла в пасть льва и бегала сейчас меж его зубов, уворачивалась от лопаты языка и старалась не соскользнуть в пищевод финансового хищника. До минуты, пока Маргарита не шагнула за дверь, все казалось простым и почти нестрашным.