Боже мой

Антон Шутов

БОЖЕ МОЙ

Котёнок оказался совершенно один посреди многолюдной улицы, когда небо, напрягшееся ненастьем, содрогнулось и начало поливать и без того грязный мир мутной жижей.

Потом дождь беззвучно закашлялся колкими снежинками и также резко прекратился.

Вокруг тукслыми огнями горели витрины, под ногами спешащих укрыться

прохожих хлюпала грязь, а он жался к фонарю - ржавому городскому цветку посреди тротуара.

Беззащитный, крохотный, худой, забытый всеми и никому ненужный, он смотрел светлыми глазами на кирпичные стены старого полуразрушенного дома. Здание готовили под снос, потому что жилплощадь в центре города очень дорого стоит, и на этом месте возникнет здание с вычурной отделкой, оно обнаружит в низу своём стеклянную дверь в очередной магазинчик, чуть вышще ощетинится спутниковыми тарелками и рекламными щитами, а ещё выше встанут ряды антенн, хищно нацеленные к звёздам. Это будет очередной дом, в котором будут жить никому не нужные люди, даже сами себе они не будут нужны. Здесь всё по правилам логической игры, по законам сумасшедших фишек в государственной форменной одежде.

Мягкая розовая кожица на пальчиках прикоснулась к грязной лужице и он вздрогнул. Hа тонкой плёнке воды, через которую еле заметен асфальт, уже появляется узорчатость льда. Кристаллы вершат своё дело, выстраивают решётки. Котёнок оглянулся на очередного прохожего, едва не наступившего ему на голову. Кристаллы задели и идущего. Коснулись уголков рта, тронули лёгким невидимым инеем глаза и прошили сердце красивыми неоновыми нитями холода.

Он открыл свой маленький розовый рот, словно что-то хотел сказать удаляющимся шагам, но на самом деле просто беззвучно кричал. Слеза, неожиданно показавшаяся в уголке глаза вдруг тоже стала обжигающей, как и взгляд прохожего, замерла на время и стала подчинена кристаллической решётке.

Он попытался сделать шажок, но это невозможно. Сил не хватает. Силы нужны больше тем, кто перешагивает через него, исчезая в пелене улицы.

Котёнок

подполз к стене дома. Внизу радужными разводами кружили блики от мигающей с витрины рекламы. Он сделал попытку взобраться на приступок, но сорвавшись, ткнулся носом в грязь, перемешанную с окурками. Вряд ли он увидит, что находится на витрине за стеклом, в вожделенном сверкающем пространстве, манящим блеском огней. Там, на той улице.

Окончательно устав, он лёг на холодный асфальт и почувствовал, как начинает приковывать его к земле минусовая температура. Глаза закрывались, свет отсчитывая градации, постепенно мутнел и утихал. В одно из мгновений взгляд на несколько секунд сфокусировался на кусочке жухлой умирающей травы у самой стены дома. Мокрая грязная трава, начинающая седеть.

Голова безвольно опустилась набок.

Кто-то, в очередной раз чуть не наступив на него, громко выругался, унося нерасплесканную злость вперёд по улице. Темнота светлых невидящих глаз и ясность мутных бездумных мыслей убаюкивали его, усыпляя всё и вся внутри и вокруг.

– Мама, смотри.
– Сказал чей-то голос, но он не слышал этих слов, погружённый в бессознание.
– Это же...

Рядом стояла девочка лет пятнадцати, её пальцы, вцепившиеся в кожанную сумочку, побелели от напряжения.

– Чего там у тебя ?
– подошла к ней уставшая и раздражённая мать.

– Это же Алексей Павлович, наш историк.
– еле слышно произнесла девочка, наклоняясь к телу, распростёршемуся на тротуаре около стены.

– Ой, ой.
– засуетилась мамаша, отодвигая дочь, неужели Алексей Павлович! Как некрасиво. Помогай, чего стоишь. Машину вызвать надо какую-нибудь. Помогай, чего ?

Отцу вон из таксофона позвони...

Решительные руки перевернули его на спину, застегнули ему куртку и потянули вверх, пытаясь поставить на ноги.

"Боже мой, боже мой, боже мой, боже мой..." - думал он.

Октябрь 2002 [email protected]