Боже, спаси русских!
Шрифт:
«Церковный человек» знает, что каждую минуту бодрствования он совершает грехи, о которых не ведает, но за которые понесет ответ на Страшном суде. Постоянно ощущая себя внутри общины, как бы растворяется в ней, и его личные стремления зачастую ограничиваются походом и прикосновением к той или иной святыне.
Прихрамовая среда хочет быть монастырем в миру. Монашество воспринимается православными верующими как идеал жизни, многие стремятся иметь духовного отца – иеромонаха, не страшась его большей, по сравнению с мирским священником, строгости. Целомудрие для них – естественная среда, нестяжание – тоже. Вообще, вся жизнь должна протекать в «отсечении своей воли». Особое значение здесь придается послушанию. Оно воспринимается как основа православной семьи (жена должна слушаться мужа, дети – родителей), духовной семьи (духовные чада во всем покорны своему духовному отцу). Вокруг многих священников образуются общины из их духовных чад. Эти общины и составляют основу прихрамовой среды. Кроме того, существуют батюшки, известные «церковному люду» всех русских городов. К этим батюшкам ездят за советом.
Особенно охотно принимаются монастырские трудовые послушания, которые, как правило, выполняют все паломники, воспринимая их как важнейшую часть «программы», которую необходимо пройти, находясь в святом месте. Многие люди, не являясь монахами, просто живут при монастыре и трудятся. Почему они не становятся монахами? Быть может, считают себя недостойными. Быть может, жалеют
Это очень красивый мир. Мир, ориентированный на вечность. Мир, свободный от всех соблазнов земной жизни. Также и от многих ее радостей. Идеал этих людей – Древняя Русь, вернее, древнерусский монастырь. В будущем – апокалипсис. К нему не стремятся, он наступит и так. Впрочем, и к нему в известной степени стремятся. Вернее, готовятся. Ведь если он может быть в любой момент, то почему не завтра?
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
О НЕЗАМЕРЗАЮЩЕЙ НЕЗAMЕРЗАЙКЕ
Сядет русский человек ужинать, с обедами в нашей стране только по выходным, если получится, сядет, значит, он ковырнет вилкой покупной салат – с душком салат. В сторону салат. Жена принюхается: да хороший салат, это ты капризничаешь. Разорутся в сердцах, жена обидится, хлопнет дверью. И сидит наш человек, тупо изучает этикетку консервированного продукта, ненужные географические названия читает: «Свердловская обл., г. Березовский, ул. Транспортная. Продукт приготовлен из натурального сырья, не содержит ничего предосудительного. Идеально подходит для всего. Срок хранения: бессрочно». Сделается ему обидно, до слез обидно. Вот кто-то изобрел вечность, а у него салатик через пару часов с душком.
Осознает он в очередной раз, что он, хромоногий сердцем и колченогий душой, он, транзитный пассажир этого мира, безрадостный и подлый, был бы рад изучить слова песенника про не возжелай жены ближнего своего, про не укради, про многое и многое еще, помеченного «не», «не», «не». Да как-то силенок не хватает. За жизнь цепляется. Жене что-нибудь подарить, сыну-дочке обнову справить, теще-тестю угодить чем, начальник волком смотрит, машину латать пора, на дачке крыша прохудилась. Ой-е, ой-е, ой-еееее... Замерзла незааамер-зайка-а-а-а... Ой-е, ой-е, ой-еееее... Никто не услышит... Тоска.
В такие моменты успеваешь подумать о трех вещах. Во-первых, обязательно о чем-то таком главном нужно подумать в такой ответственный момент. Во-вторых, спасибо тебе, Господи, что эта гадость случилась, и не надо со страхом жить, ожидая, когда же она случится. В-третьих, воистину больше всего на свете я ненавижу, когда взрослые мужики и тетки называют себя детскими именами.
Услышь нас, Господи. Пожелай удачи, научи молитве, дай поесть перед долгой дорогой.
Услышь нас, Господи. У кого испросить, к кому обратиться, чтобы припасть к стопам Господа? У снобствующих чиновников от церкви, у строителей храмов на земле, расписанных пышными картинами, у коммивояжеров духа, торгующих спасением и праведностью?
У кого же испросить истину? У власти?
Наша власть, когда она трезва, вообще человеком не интересуется. У нее свои проблемы, нам понятные и нам не доступные. Масштаб не тот. Когда опьянена выборами, принимается демонстрировать внимание к человеку, но это внимание – совсем не участие, а анализирующее, препарирующее любопытство: эка, они там внизу живут, хотя и так плохо живут, нормально живут.
Церковь с ее торжественными пышностями превратилась в филиал власти. Она сводит веру к притчево-количественным показателям, к сюжетам жизни, на которые всегда можно навесить ярлык. А ярлыки обычно читают, ярлыки не осмысливают. В церкви благолепие официальности. Такое ощущение, что все приготовлено для встречи Христа. Сейчас он войдет после дороги, Его тотчас потащат к столу, накрытому к постному празднику – огурчики малосольные, грибочки беленькие, пирожки с вязигой. Вот, дескать, барин, ни в чем Тебя не прогневали, как завещал нам кушать постное, так и вкушаем, может, чего выпьете с дорожки? У нас тут рядом в синагоге Господа ждут, кошерной водочкой запаслись... Ну а потом, откушавши, может чего прихожанам скажете, чтоб их, неразумных, пригвоздить копьем меткой притчи, ударить по ним, несмышленым, молотом праведного гнева...
Мы ставим свечки, подаем нищим, подкупаем Бога. Разницы между пудовой свечой и монеткой, брошенной в фонтан, невелика: это жертва, чтобы исполнилось желание. Здесь различна лишь степень желания. Свечка – решение очень больших проблем. Монетка в фонтан – суеверный подкуп судьбы, чтоб она даровала, в сущности, не меньшие блага – здесь обычно про любовь. И в церкви, и у фонтана речь, собственно, идет об одном – человек хочет заполнить пустоту.
Человек понимает, что божественное – совсем не постный стол, не водочка со слезой, не статика внечеловечности. Оно находится в движении, меняет форму, при этом оно абсолютно. Абсолютно в своем непостоянстве, красочно многобразно. Оно больше, чем слово наставника, оно иногда меньше детской игрушки. Божественное исчислимо, но оно – сумма всех бессчетных вещей. Его не изложить ни в сонете, ни в государственной библиотеке. Сколько ни старайся. Его не написать в тетрадке.
Оно везде – в одинокой собаке в метро, в старушке, обозленной на детей, в кошмаре одиночества, в стихах Пушкина.
Божественное – это когда помогаешь ближнему. Когда любишь его.
Да, надо относиться к ближнему не только как к себе, а как к Господу. Назвать Господа своим лучшим другом, предложив ему взамен не себя, а свою веру в Него. Ведь от каждого из нас Господу нужна только вера в Него. Нужно уверовать – в самые радостные праздники или в печальные будни, даже когда скорбим, страдаем от голода и жажды, когда нас преследуют, оскорбляют, несправедливо обвиняют в чем-то. Как сказал один неглупый душой человек: «Вера идет от нашей доброты, чистоты нашего сердца, от нашего милосердия и желания мира. И мы, вспомнив слова Христа, сказанные на горе, обретем эту веру. Потому что Он обещал нам, что если мир, где мы живем сейчас и где стареем, несовершенен, то другой мир, который придет ему на смену, будет прекрасным и полностью нашим. Не на какое-то время, а навсегда».
Из всех мудростей есть лишь одна мудрость, которая стоит того, чтобы ее понять. Вот она... Перестав верить в Бога, не научившись верить в Бога, люди опускаются. С верой у каждого должно быть хотя бы фифти-фифти, но никак не ноль-ноль. Если выберешь нули, тебе всю оставшуюся жизнь придется питаться хлебом отчаяния.
Как хочется русскому человеку, чтобы Бог разверз небеса и сказал: «Не сдавайся, парень, не суетись, не делай из себя посмешище. Эти подонки хотят, чтобы ты сдался. Они долго искали твое слабое место (хотя чего его долго искать: ты весь слабое место) и ударили по нему. Измотай их в позиционной борьбе, надень под смокинг майку-алкоголичку Брюса Уиллиса и только не нервничай, не возбуждайся от страха. Действуй с Моим именем. Поверь мне. Ты пока уймись, а Я обращусь в здоровенного парня в костюме строгого покроя от Армани и загляну к твоим обидчикам на завтрак. Поверь, китайцы будут поставлять в Россию только трусы, чтобы все твои обидчики меняли их десять раз на дню».
Нужно однажды понять, что смерти нет, есть только любовь. Понять, что любовь создала мир, который представляет из себя нечто большее, чем необходимость ходить на работу, лицемерить, юлить, жадничать, на что-то копить, куда-то стремиться. Мир – это то, что мы чувствуем друг к другу. Даже если чувства уходят, мир этот остается. Привет тебе, вечный Платон. Может случиться все:
Любовь, которая отвечает за порядок в мироздании. Благодаря которой этот мир обретает многоцветье каждого из нас.
Как нам нужна вера!
Как.
Нам.
Нужна.
Вера.
Однажды хочешь не хочешь, а тебе придется играть в футбол в команде Бога.
Ты поначалу обходишь стадион стороной. Потом что-либо нехорошее с тобою случается – и ты уже сидишь на скамейке запасных проповедников. Потом еще что-нибудь случится – и ты выходишь на поле, чтобы стать нападающим в команде Бога, и ты пытаешься научить на своем дурном примере, хочешь забить гол в ворота души грешников, бегаешь по полю в белых спортивных тапочках, а, может, не спортивных, но непременно с осмысленностью в душе, в прошлой жизни оставив необъяснимую вечную безутешность в глазах. И желанием забить гол в ворота чьей-то, еще неодушевленной души.
Однажды ты поймешь, что быть или не быть, иметь или не иметь не имеет никакого значения, ибо сама жизнь человека всего лишь короткая трапеза за грязным столиком, и поэтому каждый обязан жить осмысленнее.
Вера заключается не в какой-то конкретной религиозной позиции или в соблюдении соответствующих ритуалов – совсем нет. Хотя, строго говоря, они не помешали бы человеку, хотя бы для того, чтобы хоть что-то в себе поменять. Вера состоит в особом типе духовной жертвенности, в неторопливости моральных оценок, в человеческой щедрости. К этому, наверное, должен стремиться каждый.
Господь – это не карающий меч, не грузная цитата, не осуждающий взгляд, а затаенное удовольствие почувствовать себя не одиноким, счастье от узнавания радости. Это бесконечно личное переживание, которое человек хочет разделить с миром.
Господь – вовлечение в радость от понимания, что есть что-то, постигшее бесконечность любви. Это – духовный подарок возрождения в узнавании себя, входящего в радость. Чтобы не замерзнуть в оцепенении страха, в объятиях сомнения.
Никто не замерзнет. Любовь, вера, надежда – эксклюзивные незамерзайки Бога.
Будет радостно?
Будет навсегда радостно?
Радость не бывает по-быстрому. Радость – это всегда надолго.
Возможно, наша русская вера – это боязнь радости. И. Жажда. Радости.
ГЛАВА 6
РУССКИЕ ДЕНЬГИ
Богатство – вода
Наивные иностранцы, читая русскую литературу, наверное, думают, что нас, русских, более всего беспокоят вопросы о смысле жизни и какими резонами оправдать существование в мире зла. Ан нет. Не только это является нашей главной заботой.
В ноябре 2010 года Всероссийский центр изучения общественного мнения представил данные о том, какие проблемы страны волнуют россиян больше всего. В рейтинге лидируют инфляция (56 %) и алкоголизм (53 %). К числу наиболее значимых вопросов, стоящих перед Россией, респонденты относят безработицу (46 %), коррупцию и бюрократизм (44 %), уровень жизни населения (42 %). Вообще, занятно было бы увидеть эти 58 % населения, которые не беспокоятся об уровне своей жизни. Что-то здесь не то...
Итак, из тех пяти проблем, которые представляются русским наиболее важными, четыре связаны с деньгами. Да и алкоголизм, впрочем, тоже с ними косвенно связан.
Позади те годы, когда деньги обесценивались со скоростью звука, но страх перед инфляцией остался прежним. Время от времени возникает панический слух о том, что поднимаются цены на продукты, и взволнованное население бежит в магазины скупать все подряд, в первую очередь гречку и соль. Россиян тревожит, что деньги и благополучие не являются величинами стабильными, неизменными.
«Богатство – вода, пришла и ушла», – гласит русская пословица. Согласно исследованию, которое проводилось на тему «Богатые и бедные в современной России» Институтом комплексных социальных исследований РАН и Фондом имени Фридриха Эберта в России, большинство россиян согласны с этим утверждением. Причем, что характерно, так думают и богатые, и бедные. Наверное, эта мысль утешает тех, кому нечего терять, и морально готовит обладателей крупных состояний к возможным потерям. С точки зрения государства такая настроенность на нестабильность – это совсем не важный фактор, а вот с христианской – все правильно, потому что мы на этой земле лишь странники, все суета сует и ловля ветра и т. д.
Мы все привычны к тому, что жизнь хрупка, счастье обманчиво, все, что имеешь, у тебя могут отнять в любой момент. Да, это жестоко, это вынимает душу – и это величественно. Как гроза. Как наводнение. Как пожар. Тут-то и понимаешь причины неизбывного русского фатализма.
В русских пословицах чувствуется философское отношение к богатству. Вот, скажем, самая известная из них «Не в деньгах счастье». С ней согласны 55,9 % опрошенных среди бедных и 67 % – среди обеспеченных людей (то есть они уже убедились в этом на практике).
«Богачи едят калачи, да не спят ни днем, ни в ночи», – в этом твердо убеждены 70 % бедных. При этом половина богатых утверждают, что богатство отнюдь не лишает их сна и покоя. То есть, похоже, эта пословица утешает бедных: есть, мол, нечего, зато сон прекрасный.
Многие россияне выбирают самый простой путь избавления от тревоги, связанной с нестабильностью, – прекратить отчаянные попытки разбогатеть и сохранить нажитое и даже не бежать чуть что за гречкой, а просто махнуть на все рукой, уповать на судьбу – «Бог не выдаст, свинья не съест». Или выйти из конкурентной борьбы, потому что все равно бесполезно, и предаваться радостям жизни тихой, созерцательной. Именно в России до сих пор иногда можно ощутить дух вольнолюбивой безалаберности и благодушной отрешенности от всяческой житейской суеты. Эти качества не дают добиться преуспеяния, но зато помогают забыть о бешеной гонке и необходимости расталкивать ближних своих локтями. Русская душа призывает нас остановиться, оглянуться и понять, как это прекрасно – просто думать, чувствовать, жить.
Презренный металл
В XIII веке рубль был серебряным слитком, в XVI веке иногда представлял собой сто серебряных копеек, завернутых в бумагу. Регулярно чеканить серебряные рубли начали только в XVIII веке. Копейка появилась в XVI веке. На ней был изображен всадник с копьем, отсюда название. Хотя Владимир Даль производил название от слова «копить». Это была не самая мелкая монета. Была еще деньга – половина копейки и, наконец, полушка – половина деньги. А сегодня даже копейку хотят отменить – дескать, чеканка ее куда дороже стоит, чем ее номинал. Печально, если останутся копейки только в пословицах...
Кстати, о ценах и инфляции. Вот, скажем, рубль в XVII и даже XIX веке был совсем не то, что сегодня. В начале XVII века на 3 рубля можно было купить недорогую лошадь или пару коров.
Сегодня... Сегодня нужно как следует подумать: а что можно купить на такие деньги? Даже на стакан чая не хватит. В недорогом буфете можно купить три кусочка хлеба. Вот и все.
Корова нынче стоит около 60 тысяч рублей. Отталкиваясь от стоимости этой ценной скотины, журналисты (Men's Health: #02 2007) высчитывают, что современный депутат, в общем, получает гораздо меньше, чем член боярской Думы, который на свою ежемесячную зарплату мог купить, как минимум, четырех буренок. Нынешнему бедняге – слуге народа только на полторы коровы хватит! Кроме того, в пересчете на эту валюту, костюм Онегина с аксессуарами стоил гораздо дороже, чем всяческие Гуччи-Армани-Дольче-Габбана. Двадцать тысяч рублей! Это все равно что 40 миллионов сегодня. Турецкие кашемировые шали могли стоить почти целое состояние. Пушкин закладывал шали жены ростовщикам – то были драгоценные вещи.